«But I`m a creep...»

Если построить кривую рейтинга его проектов, она будет похожа на электрокардиограмму. Джеймс МакЭвой — пожалуй, самый непредсказуемый актер Голливуда в своем лихорадочном выборе ролей. Интересно, что почти всегда, каким бы неудачным не оказался сам фильм (если такое случается), к голубоглазому красавчику с окраины рабочего квартала Глазго претензий ни у зрителей, ни у критиков не возникает. МакЭвой, должно быть, родился под счастливой звездой.

Его профессиональному творческому метанию вполне соответствует и история превращения простого шотландского парня в сверхновую звезду Голливуда. Устав от собственных штатных секс-символов с грудой мышц и смазливыми «мечта фэшн-фотографа» лицами, Америка с распахнутыми объятиями принимает красавчика иного сорта — с бледной кожей и веснушками на носу.

Однако в юности будущее открытие американской фабрики грез вовсе не бредило такими высотами. Джеймс учился в воскресной школе и если о чем и думал всерьез, так это о карьере священника. Страшно представить, сколько юных шотландских девушек потеряли бы покой, появись преподобный Джеймс МакЭвой на очередной мессе. Но благодаря шотландцу же, режиссеру Дэвиду Хэйману, который однажды пришел поговорить о кино со студентами той самой школы, женщины всего мира могут вздыхать и пускать слюнки на обаятельного актера. Как говорится, рыбак рыбака…

С барского плеча Хэйман отдал тогда еще ни разу не актеру МакЭвою роль второго плана в фильме «Соседняя комната», ну а дальше пошло как по накатанной. Переменчивый в своих желаниях МакЭвой уже успел распрощаться с очередной мечтой — о военно-морском флоте. Так, с корабля на бал, он попал в кинобизнес, став звездой как бы случайно, играючи, на деле же прорабатывая каждую свою партию на совесть. Среди его ранних проектов числились, например, «Золотая молодежь», снятая по роману Ивлина Во под режиссурой не кого-нибудь, а самого Стивена Фрая, успешные сериалы «Дети Дюны» (Children of Dune) и «Бесстыдники» (Shameless).

Так семимильными скачками МакЭвой допрыгался до инвалидного кресла. Одной из первых значимых ролей на большом экране стала партия инвалида и отвязного бунтаря Рори О`Ши в британской драме Дэмиана О`Доннелла «Внутри себя я танцую». Никакой пафосной душной морали, никаких циничных манипуляций со зрительскими эмоциями, никаких стратегий по выжиманию слезы из киномана.

Рори — весельчак и задира, сыплющий колкими фразами и готовый в любой момент пуститься во все тяжкие (ну, и по ходу тумаков огрести), по воле судьбы прикованный к инвалидному креслу. О`Ши был бы каким-нибудь безобидным хулиганьем с окраины провинциального британского городка, если бы не его недуг. Он обезоруживает своей обаятельной нагловатой улыбкой и, как сильный свежий ветер, сбивает с ног любого, кто осмелится испытать к нему жалость. Он лучше многих физически полноценных людей знает жизнь и умеет ее ценить.

Блестящее актерское трио — Джеймс МакЭвой, Стивен Робертсон и Ромола Гарай — задолго до появления всеми обожаемого «1+1» не просто создало на экране саму жизнь, а вдохнуло в нее свою собственную молодость, свободу и смелость. Прежде мало чем примечательный Джеймс МакЭвой сыграл настолько энергично и душевно, но притом тонко и уважительно, что мигом попал в десятку. Этот шотландский парень, который будто всю жизнь в инвалидном кресле с мышечной дистрофией прокатался, попал на перо к критикам и на заметку к фильммейкерам по обе стороны океана.

Так началось победное шествие Джеймса по кинематографу, щедро сдобренное беззаветной фанатской любовью и похвалой от всех представителей киноистеблишмента. В дальнейшем, что бы он ни делал, он показывал лучшее и, пожалуй, уникальное своей свойство — умение органично и живо адаптироваться под стандарты жанра и запросы аудитории.

Хотите мистического доброго фавна для «Хроник Нарнии» — получите мистера Тумнуса. Нужен простоватый, но благородный и мужественный, вызывающий восхищение паренек с окраины — вот вам Робби Тернер из «Искупления». Необходим лопух и избалованный эгоист, но добрый и безобидный доктор для «Последнего короля Шотландии» — представляем вашему вниманию Николаса Гарригана.

Среди литературной интеллигенции в Англии XIX столетия он тоже свой в доску («Превращаясь в Джейн»). Ему идут фрак, цилиндр и старомодное жабо ровно так же, как узкие джинсы и майка. Умение прочувствовать особенности жанра позволило актеру и в бальных залах вальсировать, и пушкой махать, выписывая головокружительные кульбиты на крыше несущегося на всех порах поезда — в адском замесе на супергеройское действо под руководством Тимура Бекмамбетова, фильме «Особо опасен».

Вообще, с «Опасным» получилась занятная история. Продюсеры пришли к МакЭвою как с покаянием. Мол, хотели мы на эту роль сурового мужика, который будет голыми руками кинжалы гнуть и огонь заглатывать, а-ля Шварценнегер-Стэйтем-Сталлоне, но просчитались, ведь нужен-то слабовольный рохля и размазня, сумевший в итоге собрать себя из той лужицы унижения, в которую сам же и растекся. Впечатленный такими «комплиментами», МакЭвой согласился на участие в проекте, который снимался в США под руководством русского режиссера, с американо-британо-русским кастом, да еще и по комиксу шотландца Марка Миллара. Ничего хорошего этот ядерный микс не сулил, но Джеймс рискнул, преследуя одну цель — отделаться от образа славного парня, последнего английского джентльмена.

Действительно, «юношу бледного со взором горящим» МакЭвой играл с завидной частотой, то в компании с дерзкой и острой на язык Кирой Найтли, то в дуэте с застенчивой и робкой Энн Хэтэуэй. Исторические байопики и костюмированные драмы стали его визитной карточкой — от внушительной и мощной картины «Заговорщица» до вольной и местами надуманной интерпретации последних дней Льва Толстого «Последнее воскресенье». Его приметил сам Джо Райт, а критики увидели в нем чуть ли не нового мистера Дарси, проча актеру успех Колина Ферта или Хью Гранта.

Но мятежного МакЭвоя продолжало творчески лихорадить. По собственному заверению, ему надоело без конца отстаивать честь дам, попавших в беду. Он, безусловно, был благодарен судьбе за то, что та направила в его руки сценарии «Искупления» и «Заговорщицы», которые он в своем личном первенстве поставил на вершину пьедестала. Но актеру хотелось сыграть отвратительного мерзавца, дефективную личность, полную внутренних психозов и черных пятен — испытать себя и покорить новый рубеж. «Посмотрите на моего героя в “Последнем короле Шотландии”. Он был прекрасным врачом, но при этом эгоистом и отъявленным подлецом. Он больше заботился о собственной жажде приключений, нежели о своей миссии. Он навлек беду и разрушил несколько судеб. И все равно он понравился зрителям».

Только совсем недавно Джеймсу представился шанс положить начало совершенно новым образам в своей карьере. Сначала ему выпадает роль зацикленного на себе детектива Макса Левински с не в меру раздутым эго в картине «Добро пожаловать в капкан». Потом следует партия Саймона Ньютона — жалкого типа с игровой зависимостью и привычкой распускать руки в ленте Дэнни Бойла «Транс». Но оба эти персонажа, как ни крути, не были столь уж мерзкими.

По-настоящему отыграться МакЭвою удалось лишь в фильме «Грязь», поставленному по роману Ирвина Уэлша. И уж он оттянулся, нечего сказать. Джеймс сыграл продажного, алчного, психически неуравновешенного ублюдка-полицейского, в одной своей личности совместившего, как в ящике Пандоры, все семь смертных грехов. Брюс Робертсон настолько бескомпромиссно отвратителен и до тошноты мерзок, что дальше уже некуда. Этот персонаж — мутный бриллиант в череде уже знакомых зрителю асоциальных элементов: Октавов Паранго, Марков Рентонов и Джорданов Белфортов. Последний, к слову, даже рядом с героем МакЭвоя не валялся со своими пошлыми чудачествами и смешными наркоприходами. Он все равно выглядит как безобидный школьник рядом с фундаментальным дядечкой-профессором, знающим толк в саморазложении и падении на самое дно — в грязь.

И Джеймс играет этого насквозь прогнившего подонка с таким остервенением, отдачей и лихим разухабистым тщанием, смачно показывая с экрана фак, что остается только руками развести: где он такого нахватался? Хотя, если поразмыслить, ничего неожиданного в том, что хороший парень МакЭвой справился со столь сложной, злобно сатирической, дерзкой и откровенно отталкивающей ролью, нет. Все это уже проскальзывало в предыдущих его образах, хоть и совсем с другим зарядом. Возьмите рожки того самого фавна из «Хроник Нарнии», добавьте нахальную улыбочку Рори О`Ши, растянутую здесь в звериную гримасу, эгоизм и беспечность доктора Гарригана, самовлюбленность Макса Левински, приплюсуйте для полноты образа колоритную рыжую бороду самого Джеймса и помножьте все это на минус — получится Робо во всей красе.

Впрочем, удивить талантом такого разительного перевоплощения МакЭвой смог не только зрителей, но и создателей картины. До первого съемочного дня ни режиссер Джон С. Бейрд, ни сам Уэлш не могли поверить, что актеру удастся этот образ сполна. Он настолько искренне купается в скотстве своего персонажа в окружении свиных рыл, бестолковых друзей и продажных жен, настолько гадко преисполняется жалостью к себе, настолько вульгарно и беззастенчиво пускается в отрыв, ступая по головам, что поражаешься, как этот же самый МакЭвой попал в образ рыцаря без страха и упрека со своей очаровательной улыбкой и уютным шотландским акцентом.

Он играет с особым удовольствием, понимая, что такие партии выпадают раз на миллион. Более того, роль ему действительно по душе. И как никогда актуально звучит саундтреком к этой метаморфозе песня “Creep” группы Radiohead. «But I`m a creep, I`m a weirdo…». Наконец, МакЭвой дождался своего «creep» — и смех и грех, правда же?

Как бы там ни было, актер уверяет, что готов рано или поздно проснуться забытым. Лукавит, конечно. Иначе зачем бы ему подогревать интерес к своей персоне, снимаясь в кассово успешной «франшизе Икс»? Однако не стоит забывать, что этот год также готовит для нас совершенно особенную осеннюю премьеру с МакЭвоем в главной роли — «Исчезновение Элеонор Ригби: Она».



А пока Джеймс МакЭвой в свои 35 лет готов к любым экспериментам. Готов играть, одинаково талантливо и ненатужно изображая неловкую застенчивость и элегантную аристократичность, сказочную эфемерность и фантастическую крутость, задиристую шкодливость и циничную похабщину. Возможно, в этом сумасбродном метании и искренности, а также в труде, которого на экране не заметишь, как раз и кроется краеугольный камень его успеха.

Воображариум доктора Чаплина

Он мог обезвредить здоровенного хулигана, засунув его голову в уличный фонарь. В груде стульев он видел ежика, а в серпантине — спагетти.

Бродяга и рыцарь, клоун и греховодник, великий художник Чарльз Чаплин долгое время молчал в кино, общаясь со зрителями языком тела. Но когда кинематограф обрел звук, и обожаемому публикой потешному комику дали слово, он смог говорить только о том, во что верил.

Сегодня, 16 апреля, мир кино празднует 125 лет со дня рождения Чарли Чаплина. Отпразднуем и мы, вспомнив, за что так любили зрители этого невысокого человка с забавной походкой и «гляделками, полными чернил».

Самая очевидная причина любить фильмы Чаплина — это смех. Хорошее настроение, которое они дарили зрителям. Но гениальность Чаплина-клоуна заключалась в том, что его гэги были рассчитаны на любого зрителя. И на того, который покатывается со смеху от сцен с забавными падениями и удачно полученными тумаками, и на ценителя умной и справедливой сатиры. Герой раннего Чаплина — хулиган и драчун, а жизнерадостный и оптимистичный Бродяга появился позже, после сотни падений и тысячи тумаков.

Короткометражные фильмы с участием Чарли можно смотреть как один большой ситком, каждая серия которого рассказывает о новом герое. Банкир, маляр, полицейский — какие только образы не примерял на себя этот Бродяжка, но одно оставалось неизменным: все эти герои, попадая в переплет, с невозмутимым видом продолжали изображать серьезность. При этом окружающий вещный мир оживал и превращался в какой-то немыслимый воображариум. Каждый предмет благодаря запредельной пластичности Чаплина-хореографа оказывался совсем не тем, чем мы привыкли его видеть. Это были бесконечные россыпи «косых скул океана» на гигантском «блюде студня».

Если смотреть его короткометражки подряд, можно проследить, как образ Бродяги приобретает выпуклость и цельность. Начиная с 1916 года у него появляется ранимая душа, он становится чувствительным и даже сентиментальным. Хохочущие до упада зрители, увидев сцену из «Ссудной лавки» (главный герой «рассказывает» о своих детишках), вдруг пускают слезу, и Чарли понимает: вот оно! Этот образ — маленького нелепого человечка с большим сердцем — просуществовал вплоть до «Великого диктатора», вышедшего в 1940 году.

Когда Чаплин сам встал за камеру, импровизациям, на которых в целях экономии производственного бюджета строилось немое кино, пришел конец. Он возвел проработку сценария, ролей и гэгов в культ, требуя от актеров невозможного — играть то, что он им показывает. А он именно показывал: перед каждым проигрывал его роль. Больше всего ему понравилось работать с крошкой Джеки Кугэном. На съемках фильма «Малыш» (1921), самой автобиографичной из всех картин Чарли Чаплина, мальчик поражал окружающих своей способностью в точности повторять каждое движение режиссера. Фильм стал одним из самых культовых среди немых, так трогательно рассказал Чаплин историю дружбы Бродяги и его найденыша. Гэги остались на месте, но появился надрыв. Сцену разлучения малыша с его опекуном даже спустя почти столетие можно назвать самой душераздирающей за всю историю кинематографа.



Чарли-сценарист и Чарли-режиссер могли месяцами обсасывать одну деталь, какой-нибудь незначительный эпизод, чтобы в итоге эта задумка смотрелась уместно на общем фоне. Он работал как маньяк, и перфекционизм, помноженный на трудолюбие и дар от бога, довольно быстро сделал Чаплина миллионером. Тут самое время вспомнить все кошмарные истории о детстве этого миллионера, но лучше давайте посмотрим, за что еще обожала публика Бродяжку.

Полнометражные фильмы Чарли Чаплина — уже не комедии в чистом виде, а сам он дарит зрителям не только смех и хорошее настроение. Так, например, «Огни большого города» — это еще и прекрасное любовное письмо. В изящной истории о том, как влюбленный Бродяга пытается заработать денег на операцию для слепой девушки, Чарли рассказал о любви так много и так неожиданно хорошо, что картина и сегодня задевает за живое и смотрится на одном дыхании.

Но этого состоявшемуся художнику было мало. В своих полнометражных лентах, ставших впоследствии классикой мирового кино, он стал поднимать весьма серьезные темы, вскрывать социальные нарывы, обнажать действительность, препарируя ее с виртуозной легкостью фокусника-патологоанатома. В «Новых временах» (1936) Чарли Чаплин, используя гениально поставленные трюки, обличал технический прогресс, превращающий людей в стадо баранов. Примечательно, что многие их этих трюков он выполнял сам, включая тот, в котором машина для кормления лупит главного героя по лицу одной из деталей — этим механизмом Чарли управлял сам. «Новые времена» стали настоящим политическим манифестом. Фильм имел оглушительный успех по обе стороны океана, принес колоссальную прибыль и породил сонм подражаний.

Пожалуй, самым актуальным и злободневным на сегодняшний день является «Великий диктатор» (1940). Чаплин больше не мог оставаться в стороне от звукового кино и, несмотря на опасения потерять Бродягу, если тот заговорит, дал ему высказаться. Смешной и страшный «Великий диктатор», помимо прочих достоинств, обладает уникальным свойством — каждому зрителю он дарит иммунитет против нацизма. Заставив идиота Хинкеля подбрасывать задницей надувной мяч в виде земного шара Чаплин низвел его реального прототипа до безобидного шута. «Диктаторы смешны. Я хочу, чтобы люди над ними смеялись», — сказал Чарли, которого на протяжении всего съемочного процесса разбирающиеся в политике люди дергали за рукав и просили одуматься.

Всего Чарли Чаплин сыграл в 86 картинах, из них большую часть снял самостоятельно, а также написал более 80 сценариев и сочинил около двух десятков прекрасных музыкальных композиций к своим фильмам. В 1972 году он получил почетный «Оскар» за вклад в кинематограф, а в 1975 — звание рыцаря.

Фильмы Чаплина со временем не потеряли ни капли своего обаяния и даже сегодня способны приковывать внимание зрителя с любыми кинематографическими вкусами. А если бы их крутили по ТВ вместо рекламы, наш мир был бы совсем другим, и никто не посмел бы вертеть его на своей заднице.

Джесси в порядке

Внешность — это самая большая иллюзия, на которую мы всегда ведемся. Мы зациклены на стереотипах: «блондинка», «мачо», «ботан», «женщина бальзаковского возраста» и так далее. Если бы все было так примитивно, то жить было бы скучно.

Но, как сказала Скарлетт Йоханссон, «звезды должны хранить свои тайны, чтобы оставаться звездами». И они морочат нам головы, создавая какой-то определенный образ. Мы привыкаем к стереотипу, а потом, отвесив челюсти, смотрим как давно знакомый нам голубоглазый красавчик стоит на сцене с «Оскаром» в руках и говорит: «Alright, alright, alright...».

В 2010 году нам показалось, что Джесси Айзенберг возник из ниоткуда, из пустоты. Но это была «иллюзия обмана». Джесси, сыграв компьютерного гения, стал кинозвездой. Но «Социальная сеть» была точкой отсчета для нас, а не для него. Как это часто бывает в киноиндустрии, к моменту внезапной славы он, несмотря на свой возраст, был уже абсолютно сложившимся профессионалом. Просто — и это тоже стереотип — всегда нужен звездный час.

Он выглядел мальчиком-ботаном в своих строгих костюмах и с отрешенным взглядом, и публика радостно кинулась в расставленную мышеловку. Но Айзенберг очень любит кошек и знает модель их поведения: с мышкой сначала надо поиграть. А уже потом съесть.

Джесси Айзенберг родился в Куинсе, на Лонг-Айленде, в семье преподавателя колледжа и неудачливой актрисы. Его мама подрабатывала клоунессой на детских праздниках, а сам мальчик начал играть в школьных пьесах с десяти лет. Позднее он объяснял это тем, что изображать кого-то ему было комфортней, чем быть самим собой — ботаном из небогатой семьи.

После школы Джесси легко поступил в Нью-Йоркский университет, но, поразмыслив, они с университетским дипломом поняли, что вполне проживут друг без друга. К моменту поступления он успел засветиться в двух небольших ролях на Бродвее, и это стало хорошим поводом сосредоточиться на том, что у него получалось лучше всего — актерская игра и написание пьес.

В 2001 году 18-летний Айзенберг получил свою первую роль на телевидении — в фильме «Молния: Огонь с небес». А через год юноша выиграл первую награду в Сан-Диего — небольшом, но уважаемом фестивале независимого кино. Это была его первая роль в кино — Ник в обожаемом киноманами фильме «Любимец женщин». Выражение лица актера Кэмпбелла Скотта, с которым его персонаж весь фильм смотрит на своего юного партнера, похоже, очень точно передавало чувства самого Скотта: «И откуда же ты такой взялся-то на мою голову?..».

Сюжет фильма стар как мир — это очередная история в жанре «воспитания чувств». Юный племянник приезжает из провинции к дяде-плейбою в Нью-Йорк, чтобы дядя научил его обольщать женщин. К концу фильма дядя кое-чему научился сам.

В фильме сыграло много красивых женщин — Изабелла Росселлини, Дженнифер Билз, Морена Баккарин. И неуклюжий племянник красивого нью-йоркского ловеласа почему-то выигрывал очки у ошарашенного дяди. Позднее Джесси рассказывал, что поцелуй с Дженнифер Билз был первым в его жизни. Что ж, ему повезло намного больше, чем многим его ровесникам.

Пожаловаться на то, что кинематограф плохо его встретил, Джесси не мог. И фильм, и Джесси, и Скотт Кэмпбелл выиграли много наград кинокритиков. Но малобюджетное кино живет своей жизнью. И хотя Айзенберг получил эпизодические роли в таких серьезных проектах, как «Императорский клуб» именитого Майкла Хоффмана и «Таинственный лес» с суперзвездным актерским составом, он оставался известным пока только среди критиков и поклонников независимого кино.

В 2005 году вышла еще одна горячо любимая киноманами инди-драма режиссера Ноа Баумбаха «Кальмар и кит» — один из лучших фильмов первого десятилетия нового века. Партнерами Джесси стали мощные актеры —Джефф Дэниэлс, Лора Линни, обладательница «Оскара» Анна Пэкуин и Уильям Болдуин. Обычная бытовая драма бруклинской семьи: папа, мама, двое сыновей, мамин поклонник, папина девушка. Все как у людей. Джесси играл Уолта, старшего сына, и благодаря этой роли... Но об этом дальше.

Уолт находится в конфронтации и с мамой, и с папой, потому что справедливо винит обоих в нарушении стабильности в семье. Джесси в фильме отнюдь не милый и мягкий тинейджер. Он жесткий и резкий, а его поступки будут определять все семейные драмы и разборки. Фильм имел огромный успех у критиков и получил номинацию на «Оскар» за оригинальный сценарий и три номинации на «Золотой глобус». Игра Айзенберга была отмечена наградами разных ассоциаций кинокритиков.

Но после «Кальмара и кита» карьера Джесси какое-то время шла как бы по инерции. Он сыграл довольно интересную роль в пародии на политические триллеры — приключенческой комедии «Охота Ханта», но, в основном, актера задействовали в ролях ботанов, эксплуатируя его внешность.

И хотя в молодежной драме «Парк культуры и отдыха» персонаж Джесси опять повторил этот образ, сам фильм все же выделялся среди его работ того времени. Их дуэт с Кристен Стюарт оказался весьма удачным.

Между тем, популярность этого актера у молодежи уже набирала силу. В 2009 году он снялся в очень успешной черной комедии режиссера Рубена Флейшера «Добро пожаловать в Zомбилэнд» в компании с Вуди Харрельсоном, Эммой Стоун и «Биллом, мать, его, Мюрреем». Тут Джесси продемонстрировал блестящие качества комедийного актера, а его знаменитый трагический вопль: «О боже, о боже! Я застрелил Билла Мюррея!», — запал в души миллионов зрителей.

А в 2010 году фортуна наконец благосклонно взмахнула хвостом. Причем основательно так взмахнула. Фортуна носила мешковатые джинсы, небольшую бородку и машинально вставляла через каждое второе слово «эвфемизм» на букву «f». Дэвиду Финчеру нужен был молодой актер, способный заставить зрителя два часа смотреть скучную историю о том, как основывался фейсбук. Точнее, так была преподнесена реклама. А о чем на самом деле снимал Финчер, знает только он сам. И режиссеру, который редко ходит в кино, посоветовали паренька, сыгравшего в фильме «Кальмар и кит».

Джесси оказался идеальным попаданием. Но начались легендарные летние страдания виновника торжества, самого Марка Цукерберга, по поводу фильма. Основной его претензией к байопику было несоответствие образа из прочитанного им сценария с тем, что он видел в зеркале, когда брился. Марк во всех интервью объяснял, что он — совершенно другой человек. Когда все это достало Финчера, он лениво высказался: «Да при чем тут вообще Цукерберг?..».

Вот именно. Фильм рассказывал о новом мире, где нет друзей, а есть френды. Где девушку не приглашают на свидание, а посылают ей запрос о дружбе.
Финчеру нужен был не реальный, всегда улыбчивый миллиардер Цукерберг. Ему нужен был закомплексованный жесткий социопат, которому люди вообще не сильно интересны, по большому счету. И Джесси полностью уложился в эту концепцию.

А основатель фейсбука продолжал вещать во всех интервью, что он ни за что не пойдет смотреть эту жестокую неправду о себе. Фильм вышел на экраны. Прошла первая неделя проката. Видимо, кто-то из друзей что-то рассказал Цукербергу, потому что неожиданно появилось заявление, что группа служащих компании во главе с боссом сходили в культпоход в кино в Пало-Альто. Потом некоторое время царила зловещая тишина. Но в следующий раз почтенная публика увидела Марка Цукерберга в телепрограмме «Субботним вечером в прямом эфире» (Saturday Night Live). Он стоял на сцене, сияющий от счастья, и обнимал за плечи Джесси Айзенберга.

Джесси получил первую номинацию на «Оскар» и «Золотой глобус». По всем признакам он и должен был выиграть. Но знаменитая предоскарная «война продюсеров» 2011 года привела к тому, что «Социальную сеть» прокатили почти по всем номинациям. Что до Джесси, он был потрясен уже самим фактом попадания в число номинантов и свое поражение перенес спокойно.

Для актера началась новая жизнь. Многочисленные интервью и фотосессии. Очень развлекающие Джесси разговоры о его сексуальности: «А у вас есть девушка?». Джесси поражался, почему все удивляются, что у него уже шесть лет есть постоянная подруга. Но, как мы уже сказали, стереотип — это наше все. Он слишком хорошо сыграл одинокого социопата. Между тем, актер продолжал жить в Куинсе, иногда путешествовал по миру с подругой, писал пьесы, играл на Бродвее, снимался в кино. Но журналистам, как всегда, хотелось навязать публике образ — одинокий мальчик, катающийся на велосипеде по Куинсу. Мальчик пожимал плечами: «Ну, как скажете...».

После «Социальной сети» жанр фильмов, в которых снимался Айзенберг, не сильно изменился. Одновременно с работой у Финчера он сыграл в триллере «Святые роллеры». Через год второй раз поработал со своим другом Рубеном Флейшером в еще одном триллере — «Успеть за 30 минут». И блеснул в звездном составе «Иллюзии обмана».

1 мая на наши экраны выйдет адаптированная под современность экранизация повести Федора Достоевского «Двойник. Петербургская поэма», получившая прокатное название «Двойник». Джесси сыграл две роли — главного героя и его доппельгенгера. Впервые он снимался со своей новой девушкой, одной из самых талантливых актрис своего поколения, Мией Васиковской. И, конечно, весьма любопытно, как ему удалось воплотить темные стороны человеческой натуры.

Впрочем, как оказалось, именно воплощение темных сторон в исполнении Джесси стало очень интересовать режиссеров.

Одной из главных новостей прошлого года стало приглашение Джесси на роль злодея Лекса Лютора в блокбастер «Бэтмен против Супермена». Новость была принята точно так же, как принимаются все новости про героев комиксов: истерикой фанатов. Скептикам надо посмотреть картину «Кальмар и кит», и тогда они поймут, что сыграть злодея для Джесси не проблема. Да и разве Марк Цукерберг в его исполнении выглядел мягким, белым и пушистым? Хороший актер должен уметь все. А Джесси — очень хороший актер с большим и еще далеко не до конца раскрытым потенциалом.

В 2013 году он написал пьесу для внебродвейского театра и сам сыграл в ней вместе с Ванессой Редгрэйв. Игра Джесси и Ванессы так понравились критикам, что журнал Vouge удостоил их красивого разворота с фотосессией, а влиятельный The New Yorker — большой позитивной статьи.

Джесси пока так и не переехал на Манхэттен. Возможно, ему комфортнее на том берегу Ист-Ривер, ведь он любит находиться в своей среде. Поэтому он, скорее всего, никогда не станет суперзвездой мейнстрима — для этого нужны какие-то другие качества. Но есть ряд актеров (Тим Рот, Стив Бушеми, Итан Хоук и пр.), которые всегда востребованы, потому что, не блистая глянцевой красотой, они захватывают внимание своим талантом и харизмой.

Джесси из этой компании. Ему едва за 30, и его «Alright, alright, alright...» где-то там, в будущем.

Дон Монстр

Есть актеры, которые играют как дышат. Есть такие, про которых говорят, что они продали душу дьяволу, потому что человек так играть не может. Есть легендарные, великие, всенародно любимые, культовые. А есть Марлон Брандо. Он никому ничего не продавал, он сам — бог и дьявол актерского мастерства, красавец и чудовище в одном лице, монстр, которого все любили. Он восседает на самой вершине могучей актерской кучки, на высоте в сто тысяч Брэдов Питтов, десять тысяч Майклов Фассбендеров, тысячу Дэниелов Дэй-Льюисов. Он недосягаем и непостижим, и сегодня, в день его 90-летия, мы должны принести в жертву этому идолищу пару часов своего времени, вспомнив его лучшие работы. Иначе он разгневается и нашлет на нас страшное проклятие в виде вечного перезапуска «сумеречной» франшизы...

Мать Брандо была актрисой, а вот отец считал эту профессию слишком гейской и был категорически против того, чтобы его единственный сын красился и вертел задницей перед публикой. Учитывая отношение детей к Брандо-старшему, мягко говоря, не склонному к проявлению отцовских чувств, Марлону стоило бы пойти в лицедеи назло папаше. Впрочем, и назло маме тоже: она крепко выпивала, и зачастую привлечь ее внимание к своей персоне, вывести из состояния алкогольного анабиоза, можно было только разыграв какую-нибудь сцену. Так и оттачивал юный Бад свое мастерство.

«Я восхищаюсь талантом Брандо, — говорила позже его первая жена, — Но я не завидую той боли, которая создала этот талант».

Наблюдая за «этим талантом» буквально уже во втором фильме Брандо, можно сделать вывод, что создавшей его боли было чересчур много. Магнетизм Стэнли Ковальски — этакая смесь секса, спеси и неприкрытого мужланства — просто сочится с экрана. Каждое движение Марлона, каждый поворот, взгляд, ухмылка, заставляли (и заставляют до сих пор) трепетать сердца даже самых непробиваемых на эмоции зрительниц и сгорать от лютой зависти всех без исключения актеров.



Роль в фильме «Трамвай "Желание"» великого Элиа Казана сделала Брандо культурной иконой и принесла ему первую (из восьми) номинацию на «Оскар»...

...За которой последовали еще несколько отмеченных Американской киноакадемией работ. В исторической драме «Вива, Сапата!» смуглый усач-революционер поднимает крестьян на бунт. Подкрепленный четкой идеей внутренний бунтарь самого актера перестал выглядеть так соблазнительно и вызывающе по сравнению с его внутренним бунтарем по жизни и против всего на свете. Но Брандо после этого фильма закрепился в статусе мегазвезды и получил вторую номинацию на «Оскар». После была еще одна — за роль древнеримского военачальника Марка Антония в пеплуме «Юлий Цезарь» («Как будто в темной комнате открыли печную дверцу», — скажет об этой работе Брандо режиссер Джон Хьюстон), а следом за ней случился зенит карьеры Марлона — фильм «В порту».

Сцена в автомобиле, когда Терри Маллой обличает своего брата, впоследствии будет бессчетное число раз интерпретирована во многих фильмах. Просматривая этот маленький шедевр актерского мастерства, можно физически ощутить боль Терри, с которым совесть творит ужасные вещи. Брандо феноменально сыграл превращение недалекого и мнящего себя крутым парня в нежно любящего брата. Ласковое движение руки, отодвигающей наставленный на него пистолет, произнесенное с горьким упреком «О, Чарли! Это был ты!», — эта сцена по праву считается эталоном актерской игры и даже сегодня смотрится на одном дыхании. Из одиннадцати номинаций на «Оскар» фильм выиграл восемь. Одна из статуэток, разумеется, ушла Марлону Брандо, который с этого момента перешел из статуса мегазвезды в статус официально признанного гения.

И этот гений моментально отодвинул на второй план всех, кому поклонялись зрители на тот момент, а для следующих поколений актеров задрал планку так, что до сих пор эту высоту никто не взял. Каждую новую звезду мужского пола, которая начинала блистать на большом экране, журналисты тут же нарекали «новым Брандо». Вообще, середина 50-х ознаменовалась для мира кино целым выводком его подражателей (Джеймс Дин, молодой Пол Ньюман и другие), а его манеру одеваться и подавать себя переняли миллионы юношей по всему миру. 30-летний нахал стал некоронованным Крестным отцом американской актерской школы кино. «Мы все — дети Брандо», — скажет через 20 лет его друг Джек Николсон.

Во второй половине 50-х вышла «Сайонара» (пятая номинация на «Оскар»), где Брандо щеголял военной выправкой, немного неловко ухаживая за звездой японского театра. Пожалуй, комедия стала единственной областью актерства, где он не блистал, но иногда в драматических ролях Марлона все же проскальзывали нотки иронии, и ямочка на щеке на краткие мгновения превращала монстра в озорного чертенка. «Сайонара» — как раз один из таких случаев, и особенно это заметно в сцене официального знакомства майора с его возлюбленной в доме друга.

В 1961 году Марлон Брандо первый и единственный раз в жизни попробовал себя в качестве режиссера. И сегодня, наверно, все, кто с ним тогда работал, вспоминают об этих временах с болью: идолище умудрилось достать и студию, и актеров, и Стэнли Кубрика (сначала предполагалось, что режиссером будет он). У вестерна «Одноглазые валеты» довольно интересная история, достойная отдельной статьи. Однако если оценивать его с позиции «Брандо-режиссер», следует знать вот что: фильм должен был длиться восемь часов, но и после укорачивания оного до приличных размеров осталось заметно, как скрупулезно работал Брандо над своими персонажами. Он будто собрал всех актеров и сказал им: «А сейчас вы возьмете себя в руки и начнете играть так же гениально, как я. И пока у вас не получится, домой никто не уйдет». Не то чтобы у них получилось, но видно, что все старались. Правда, впоследствии одна из актрис покончит с собой, не совладав с депрессией: не всем дано сохранить здравый рассудок после прямого контакта с божеством.

В 1960-х Голливуд устал от Марлона Брандо и его выходок (к врожденному «делаю, что хочу» теперь добавилось «я же звезда»). Несносный характер актера заставлял режиссеров бежать от него сломя голову. Съемки задерживались, бюджеты росли, фильмы проваливались в прокате. При этом актера по-прежнему приглашали в крупные многообещающие проекты, и некоторые из его фильмов того времени все же получили положительные отзывы.

И все равно к концу десятилетия ленты с Брандо стали чуть ли не синонимом кассового провала, хоть и работал он с такими маститыми режиссерами, как Джон Хьюстон, Артур Пенн и Чарльз Чаплин, а также с такими звездами, как Софи Лорен, Юл Бриннер и Элизабет Тейлор. А после того, как Брандо с головой погрузился в общественно-политическую деятельность, на фильмы с его участием в отдельных регионах страны фактически было наложено эмбарго.

Многие критики полагали, что ему следовало возобновить свои отношения с Казаном, которые к этому времени тоже были испорчены. Но он не возобновил, а потом и вовсе заявил, что не считает приемлемым сниматься в голливудских фильмах после убийства Мартина Лютера Кинга. Брандо отправился на съемочную площадку европейской драмы «Кеймада», которая снова провалилась в прокате, но была благодушно встречена непредвзятыми критиками.

Бытовало мнение, что Марлон Брандо не сумел справиться с навалившейся на него слишком рано и слишком резко славой. Что из-за своего характера фактически отлученный от элиты, он сам себя разъел, постепенно перешел на темную сторону, окончательно отринув все существующие в обществе условности. В то же время, он был уникальным творцом, угодившим в такую сферу, где деятельность даже самого первостатейного гения так или иначе контролируется — режиссером, продюсером, конъюнктурой рынка. И то ли отсутствие адекватного его личности контроля, то ли присутствие контроля иного рода, привило, в конце концов, этому актеру настоящее отвращение к работе. Кроме того, к этому времени он уже стал выдавать журналистам такие вещи, как: «Не могу ничего делать, когда в Индии голодают люди».

Марлон Брандо явно был не из тех актеров, что лелеют выданные им при рождении крупицы таланта, добирая остальное трудоспособностью. Его гений был неисчерпаем, даже с учетом того, как щедро этот «красавец-чудовище» транжирил себя. Помните известную байку о пробах в «Крестный отец»? Боссы «Парамаунт» категорически отказывались брать на роль дона Корлеоне этого зазнавшегося невежду, которого и публика уже начала забывать. Что делает Марлон? Записывает свои пробы на пленку и отсылает их продюсерам. Те реагируют весьма бурно: «Браво! Гениально! Настоящий сицилиец!!! Берем. Кстати, а кто это?..». Забытый зрителями и презираемый продюсерами, он все еще оставался лучшим из лучших.

Движения дона скудны, голос скрипуч, и всем своим видом он говорит: «У меня столько власти, что нет нужды лишний раз демонстрировать ее». А у самого Брандо, между тем, было столько злости, что не приехал за «Оскаром» в знак протеста против дискриминации индейцев.

Успех своего «возвращения» (на самом деле, он же никуда не уходил) Марлон подкрепил скандальным фильмом «Последнее танго в Париже» Бернардо Бертолуччи, который снова сделал его самым высокооплачиваемым актером в Голливуде и вернул любовь аудитории. Первый проект, открыто эксплуатирующий сексуальную удаль актера, был построен на эмоциях и импровизациях Брандо, которые уже постфактум переносились в сценарий.

Мы смотрим на Пола возле тела жены и видим маленького Бада, который все еще не простил свою маму. Сначала гневным, потом срывающимся голосом он выплевывает: «Господи, сколько же здесь гребаных цветов, дышать нечем... Такой грязной бродячей свиньи, как ты, не сыскать в целом свете! А знаешь почему? Потому что ты врала... Прости, не хочу я видеть всей этой чертовой мазни у тебя на лице. Ты же никогда не красилась всей этой херней [отрывает ей накладные ресницы, стирает грим]...». Одновременно мы видим старого толстого Брандо, который будто и самого себя ненавидит, и от этого неприятия себя начнет много есть, и умрет от осложнений, вызванных ожирением. Но в 1972-м этот монолог выглядел почти как крик о помощи...

Потом были седые пакли и рыхлые бока в «Излучине Миссури», где культурная икона вдоволь порезвилась над своей же иконностью, представ перед зрителем этаким шутом-маньяком. Сцена, где Брандо, лежа в пенистой ванне, надувает губки, — как издевка над всем, чем он было до этого.

И одним из самых громких завершающих аккордов карьеры Марлона стал этот его страшный своим заразительным помешательством «Хоррор, хоррор» в фильме «Апокалипсис сегодня» — вводящий в ступор, заставляющий стынуть в жилах кровь прекрасный и жуткий монолог.

Ему не было равных не только в кино. Имея довольно специфический вкус на женщин, он так и не смог найти ту единственную, с которой делил бы не одну лишь постель, но и дышал в унисон — чтобы одно сердце на двоих и раствориться, оставив весь «хоррор» за порогом дома. Ему не с кем было тягаться и некому положить голову на колени. Так Марлон Брандо и остался нерасколдованным. Монстр, которого мы не забудем.

Пять страйков Даррена Аронофски

Он без труда может уломать голливудскую звезду первой величины сняться в его проекте абсолютно бесплатно. Ему под силу подать чернушную историю так, что еще четверть века и дольше ее будут считать лучшим, что было показано по теме с большого экрана. Он спокойно примет провал и перенесет негатив критиканов, чтобы потом, вернувшись, стать для них писаной торбой.

Даррен Аронофски — уникальный художественный феномен, режиссер с самой скромной по меркам фабрики грез фильмографией. Он — хитрый лис, умеющий мастерски балансировать на тонкой грани между мейнстримом и артхаусом, снимая «и вашим, и нашим». Человек с кинораздвоением личности — то он с головой погружается в эфемерные метафизические материи бытия («Фонтан»), то снимает предельно реалистичную драму, почти что мокьюментари («Рестлер»). Уверенно и гордо называет себя независимым режиссером, но при первой же возможности без сомнений шагает в мир высокобюджетного массового кино.

Даррен вырос в Бруклине, на границе с Маленькой Одессой, районом Брайтон-Бич, известным как крупнейшая заокеанская резервация эмигрантов из СССР середины 1970-х. Тогда будущий культовый режиссер таковым себя не видел, в отличие от многих нынешних коллег по цеху. Он любил писать и фотографировать, но ему даже в голову не приходило, что эти две страсти можно объединить в одну.

А потом в его жизни случился казус с кинотеатром. Будучи молодым парнем, Аронофски, как все его сверстники, любил боевики и спортивные драмы. Он пошел в кино на какую-то из частей «Рокки», но все билеты были распроданы, а в соседнем помещении, на дополнительном экране, показывали фильм Спайка Ли «Ей это нужно позарез». Так Даррен Аронофски познакомился с независимым кино. А довершили дело Стэнли Кубрик, Мартин Скорсезе и крестный отец независимой эстетики Дэвид Линч, чьи фильмы режиссер помнит наизусть.

Ответная реплика от фильммейкера была лишь делом времени. Заручившись поддержкой друга по университетским годам и постоянного коллеги, оператора Мэттью Либатика, и еще двух сотен приятелей и сочувствующих (каждый из которых скинулся по сто долларов), Даррен собрал бюджет для своей первой полнометражной картины «Пи» и начал снимать на свой страх и риск. Скромная сумма первым делом ударила по качеству изображения, а хитрости сказать, что все так и было задумано, тогда еще не хватило.

Массовых прецедентов было мало — примерно в это же время вышли «Торжество» Томаса Винтерберга и «Идиоты» Ларса фон Триера из проекта «Догма 95», где низкое качество съемки расценивалось как художественный прием, а техника уступала место сюжету и персонажам. «Ведьма из Блэр» еще не была снята, и Аронофски очень переживал за судьбу «Пи», постоянно докладывая в общую копилку из собственных сбережений, сумев раздуть бюджет до $60 тыс.

Однако Даррен напрасно сомневался в успехе — опыт одного из первых в независимом кино краудфандингов оказался весьма удачен. Мрачная черно-белая сюрреалистическая лента, похожая на рваный кошмарный сон, о попытках гениального математика Максимилиана Коэна подобрать стройный код к иррациональной вселенной не только оглушительно прогремела на фестивале «Сандэнс», но и окупилась в прокате. Все акционеры, кстати, получили свои вложения назад и с процентами. Критики называли фильм Даррена открытием, низкобюджетным аналогом самой легендарной «Матрицы», вышедшей годом позже, свежим взглядом на вечный вопрос о поисках ключа, который привнесет логичную упорядоченность в броуновское движение мироздания. И никого не смутило, что молодой режиссер замахнулся на темы шириной с баобаб и не прогадал. Он был абсолютно в тренде.

Но предложения, которое последовало от баловня судьбы, никто из продюсеров не ожидал. Уж лучше бы он им снова про глобальное, а он про наркоманов... Идея экранизировать роман Хьюберта Селби младшего «Реквием по мечте» была для Аронофски почти навязчивой. Даррен вцепился в нее как орел в свою жертву, упрямо настаивая на том, что снимет либо эту историю, либо ничего. Продюсеры, шокированные мрачностью и обильными сценами насилия, не захотели связываться с психом Аронофски и забрали свои миллионы.

В итоге, после продолжительных мытарств и унизительных отказов, Даррен нашел-таки своих продюсеров, молодых парней без предрассудков. Именно они поспособствовали рождению динамичного, новаторского, лаконичного и болезненно-откровенного аудиовизуального совершенства. «Вы сами когда-нибудь принимали наркотики?», — как бы невзначай спросил Федор Бондарчук в интервью с Аронофски. «"Реквием по мечте" не о наркотиках, а о зависимости», — ушел от ответа режиссер.

В фильме нет пропаганды наркомании, хотя абстрактный наркотик здесь представлен весьма живописно. Скорее лента повествует о зависимости любого рода: «последняя сигарета — и я в завязке; только одна конфета, а завтра в спортзал; еще одно селфи в инстаграм — и больше никогда не буду отламывать статуям ноги; еще одна серия — и сразу за работу/учебу». Знакомо, не правда ли? По сути, наркотиком может стать сама мечта.

Идея была не нова — на тот момент четыре года как вышел культовый «На игле» Дэнни Бойла, готовился к показу «Траффик» Стивена Содерберга. Но именно «Реквием» вошел в историю кино как самый громкий и обсуждаемый проект своего времени. И хотя гениального в сюжете, в общем, нет, для молодежи он стал предметом благоговейного поклонения. Даррен Аронофски впервые сделал то, что проворачивал потом не раз. Циники-интеллектуалы оценили авторское изящество и легкость, с которой «Реквием», поквитавшись с американской мечтой, вырвался в лидеры среди прочих похожих картин — так нашуметь до сих пор никому не удавалось.

Широкий зритель нашел ответ на вечный вопрос — «быть или не быть», хотя целью ответить на него режиссер, кажется, не задавался. Они же открыли для себя героев, которым могли искренне сопереживать. Обаяшка и тогда еще ни разу не актер Джаред Лето, подросшая и похорошевшая Сара из «Лабиринта» — Дженнифер Коннелли, а также неподражаемая в своей одержимости Эллен Берстин — все они вошли в сюжет так органично и непринужденно, как будто там и были найдены. Таким персонажам зритель мог верить и в тайне, с ужасом, себя с ними отождествлять, думая: «А что, если и я так…».

Ну а «физики» в противовес «лирикам» смогли получить свою долю экстаза от лихорадочного клипово-рекламного монтажа, насчитывающего более 2 тыс. склеек при норме в 600-700, и самого популярного саундтрека нулевых “Winter: Lux Aeterna” Клинта Мэнселла. Второй полный метр в карьере Аронофски и второй уверенный страйк.

Головокружение от успехов было слегка развеяно — режиссер взялся за старое и снял технически сложную, красивую, медитативную, тягучую как кленовый сироп и занудную притчу «Фонтан» о вечной жизни, любви и поиске. Но перемудрил. Это почувствовали и критики, и зрители — картина провалилась в прокате, а Даррен затихарился на два года, чтобы выдать то, что у него получается лучше всего.

Для своей спортивной драмы «Рестлер» Аронофски провернул целую авантюру. Он выкопал из небытия легендарного когда-то актера, спившегося и опустившегося на самое дно, ненадежного и малоинтересного продюсерам Микки Рурка. Даррен не просто рискнул, предложив Рурку, главную роль, он воскресил его на большом экране спустя 15 лет простоя. Студиям и спонсорам эта идея была не по душе — Рурк на тот момент не стоил ничего, он был даже не в нуле, а в небольшом минусе. Аронофски же помнил впечатления собственного пубертатного периода, когда на экран вышли «Сердце ангела» и «Девять с половиной недель».

Он понимал, что другого актера с такой же сильной энергетикой и уникальной историей ему просто не найти, поэтому, не дрогнув перед характерным и часто раздражительным Рурком, нахально пригрозил, что если тот нарушит дисциплину или сорвется, будет тотчас уволен. Микки не подвел — все время, что Даррен искал средства для своего проекта, он занимался рестлингом и выматывающими тренировками. В итоге они с Аронофски спелись настолько, что Рурк, доверившись режиссеру, привнес в картину гораздо больше личного, чем предполагалось заранее.

Он живет в своей роли, по-честному и без прикрас рассказывая повесть о стареющем, увядающем, когда-то успешном, но ныне почти канувшем в Лету борце (читай, актере). И пока одни наслаждаются жестокими мочилками с использованием острых бытовых предметов и складных стульев, другие наблюдают полураспад дефективной человеческой личности. Кому хлеба, а кому зрелищ…

Аронофски действительно заслуживает восхищения — «Золотой лев» Венецианского кинофестиваля, второе открытие мегазвезды 80-х, душевная и честная драма, снятая почти в документальном стиле. Да вся съемочная команда здесь предстала на зрительский суд с оголенными нервами, без единой секунды фальши. Даррен — как тот пострел, что везде поспел. Бюджет он тоже уберег, насколько мог. К примеру, сцена в универмаге снималась с настоящими покупателями, которых Рурку в самом деле пришлось обслуживать. Помните ту занудную старушенцию — «чуть поменьше, чуть побольше»? Она чуть не довела Микки до греха.

Еще через два года после сурового маскулинного «Рестлера» Аронофски снимает «девчачий» деликатесный психологический триллер «Черный лебедь». Тогда эстеты и высокочувствительные зануды с тонкой душевной организацией на все лады ругали Даррена за незнание отрасли. Положа руку на сердце, до балета фильму как до звезды в системе Альфа Центавра, но, собственно, не о нем здесь речь. Да простят нас искусствоведы за такое сравнение, балет в ленте — всего лишь вкусная подливка, настоящее мясцо — глубже. Даррен нашел красивую и оригинальную форму в виде музыки Чайковского, пластики «Лебединого озера», изящных балетных пачек и страшного мифа о Белом и Черном лебеде в лице одной балерины. Для Америки тема стала открытием, свежим бризом, а потому мало кто заметил, что Даррен на самом деле снял историю человеческих психозов.

Его Нина сознательно истязала себя до кровавой чесотки, а потом с таким же старанием, с которым непривычная к балетным па Натали Портман тянула носок, взрастила в себе красноглазого монстра. Все остальное — самодурство матери, конкуренция стервы-соперницы, домогательства шефа, подавленные сексуальные желания — способствовали в достижении обреченного величия. А желаемая высота для нее обернулась распадом, на сей раз, окончательным и бесповоротным. О, Фрейд станцевал бы джигу.

Возможно, не зря Даррен выбрал на главную роль именно Портман, умницу-еврейку с целым омутом чертей и гарвардским дипломом по психологии. Ее самоотдача легко заставляет поверить во все мазохистские стремления примы-героини. И потом, такой развязной, страстной и откровенной мы Потрман не видели, кажется, со времен «Близости». Фильм же получился одновременно гнетущим и параноидальным, как в «квартирной трилогии» Романа Полански, и при этом эксцентричным и захватывающим. А дерганая камера, фирменные резкие монтажные склейки, неожиданные ракурсы, неудобное для зрителя кадрирование и игра света и тени сделали свое дело в плане уплотнения атмосферы. Ничего нового, но плюс один страйк в активе режиссера.

Завтра в российские кинотеатры на всех порах ворвется долгожданный и многообещающий шестой полный метр Аронофски — эпик «Ной». Картина значительно отличается от всего, что ей предшествовало, уже хотя бы по масштабам рекламной кампании. Даррен замахнулся ни много ни мало на самую фундаментальную библейскую историю. Но режиссер не воспринимает работу с тяжеловесной серьезностью, которая могла бы все испортить. Для Аронофски сюжет о спасении от Всемирного потопа — детская сказка со светлым и обнадеживающим концом. Если задуматься, так оно и есть. Рассказ о мессии, спасшем «каждой твари по паре» выглядит очень занимательно и без религиозной подоплеки. А для Даррена с ним связана личная история — в школе он выиграл конкурс со стихотворением о Ное и даже зачитывал его на заседании ООН.

При таком раскладе, да вкупе с нетривиальным авторским подходом, золотым актерским составом и фирменной философией, стоит довериться режиссеру. Хотя, конечно, он получит свою долю подзатыльников от критиков и религиозных сообществ. Но мы-то будем с нетерпением ждать очередной ребус на тему преодоления личных неврозов и страстей на фоне бушующей стихии под давлением непосильной для человека задачи. Возможно, нас снова ждет страйк, на сей раз грандиозных масштабов и с головокружительным ценником. Если нет, что ж, просто насладимся эпичным зрелищем последствий гнева Господня. Как бы то ни было, можем быть спокойны — у Даррена Аронофски просто не бывает проходных фильмов.