Набожный гангстер

Мартину Скорсезе сегодня исполняется 75 лет. Сын гладильщика, внук эмигранта из Сицилии, помышлявший о рясе священника, в итоге стал одним из самых титулованных американских режиссеров. Как ему это удалось? Может быть, сыграли роль его корни? Или он был рожден для того, чтобы войти в историю как король гангстерского кино?

Часть первая. Покушение

Джон Хинкли — младший проснулся в отеле в Вашингтоне. Завтракать отправился в «МакДак» по соседству. За едой стал просматривать утренние газеты и думать о Джоди. Почти перед уходом достал бумагу и черкнул пару фраз. Это для Джоди, чтобы она им гордилась. В полдень Джон Хинкли выстрелил шесть раз. Одна из пуль пробила грудь и попала в легкое действующему на тот момент президенту США Рональду Рейгану. На допросе Хинкли скажет, что смотрел «Таксиста» не менее 15 раз…

Есть люди, удивительным образом затрагивающие судьбы других. Они ораторствуют на бронепоезде, пишут книги, снимают фильмы, желая, чтобы им внимали миллионы. Но чаще всего они сами не подозревают, какую силу в себе таят и на что могут спровоцировать. Мартин Скорсезе — такой человек и такой режиссер. Он обладает редкой способностью — угадывать чаяния людей, будоражить, выпускать наружу злого, грешного, запуганного и оставленного Богом человека. Снимать кино так, чтобы герой не просто прошел поблизости, а сел рядом и заговорил именно с тобой.

«Это ты мне сказал?», — спрашивает Трэвис Бикл в культовой сцене фильма, идея которой родилась у Роберта Де Ниро спонтанно. И на обратной стороне зеркала зритель кивает или в испуге отстраняется, потому как во взгляде ветерана Вьетнамской войны уже поселились огоньки безумия. Какой бы ни была реакция на монолог героя, главное одно — зритель поверил. И ему, и режиссеру, показавшему одиночку, который решил вершить свое правосудие на ночных улицах Нью-Йорка, где Бог больше не живет и каждый указатель на перекрестках ведет в ад. Джон Хинкли — младший поверил больше остальных и в маленькую ангелоподобную героиню Джоди Фостер, юную проститутку, которую, несмотря на ее деяния, истинный грех так и не коснулся, и в экранного социопата Де Ниро.

Скорсезе после этого снял еще один фильм, который также пробудил в людях страсть и страх: речь идет о «Последнем искушении Христа». И если Хинкли — младший сражался за справедливость с абстрактным обществом, где президент страны, как некая цель, должен был пасть от карающего револьвера, то здесь истово верующие зрители сражались уже с конкретным Скорсезе.

Добропорядочный католик Мартин немало удивится такой реакции. В картине герою Уиллема Дефо, игравшего Христа, привиделась альтернативная человеческая жизнь — с женой, детьми, тихим домом и смертью в кругу близких.

Скорсезе почти во всех своих фильмах показывает грех. Порой это отталкивает, но чаще темная сторона привлекательна, она блестит и манит, сулит богатства и красивых женщин. Однако в конце всегда есть расплата. В «Последнем искушении Христа» режиссер словно дарит людям право на ошибку, делает скидку на их слабость. Нет, он не ставит знак равенства между Богом и человеком — то, в чем его обвинили. Он просто показывает, как тяжело людям пройти свой длинный путь и остаться чистыми и честными. Впрочем, задумка Скорсезе оказалась, мягко говоря, непонятой. Для него кино — орудие, которое может выстрелить и пробить грудину, обнажив человеческую суть. И он всегда вкладывает в фильмы свою философию, взгляд на религию, а в более поздние картины — и собственную молодость.

Те, кто яростно критиковал «Последнее искушение Христа», не ведая, совершили покушение на Скорсезе-режиссера и его мироощущение. После этой ленты, а, честнее будет сказать, общественной реакции на нее Мартин на некоторое время превратится в более отстраненного и желчного наблюдателя жизни.

Часть вторая. Выходец из Маленькой Италии

Начнем заново. Когда пишешь о ком-то великом, всегда полагается искать корни, следы будущих свершений в младенческом возрасте, морщинах предков или телесных наказаниях строгих родителей. Каким бы самородком ни был человек, он, так или иначе, — продукт своей семьи, что особенно справедливо, если речь идет о семье итальянской. Мадонна и Христос, итальянская опера, мафия — все это не отпускает, даже если между исторической родиной и тобой лежит океан.

Дедушка и бабушка будущего кинематографиста Скорсезе пересекли Атлантику примерно в одно и то же время: дедушка на большом корабле, а бабушка, по семейному преданию, на плавсредстве, своими размерами больше схожем с лодкой. Поселились они неподалеку друг от друга, встретились, стали жить вместе. Это по отцу. Дедушка и бабушка по материнской линии поженились еще в далекой Италии и переехали в Америку, как тогда говорили, за лучшей долей. Оба семейства жили в районе Маленькая Италия, почти на соседних улицах. У них родились дети, а следом и внуки, среди которых был и Мартин. В генах у Скорсезе действительно многое заложено: и отвага, и авантюризм, и итальянское горячее безрассудство. Эти черты еще проявят себя, когда молодой сицилиец сядет в режиссерское кресло. И если еврейский Манхэттен будет воспевать Вуди Аллен, то поэтом Маленькой Италии станет именно Скорсезе.

Истинно ценным в детстве для будущего режиссера было увлечение его родителей синематографом. Они ходили в кино так же часто, как и в церковь. Отец облачался в солидный костюм, мама надевала хорошенькую шляпку, а между ними, крепко держась за руки, на сеанс семенил Мартин. Скорсезе даже помнит, что именно в зале на сеансе, зажатый между родителями, он впервые подумал о том, чтобы снимать кино. Правда, в какой-то момент итальянское наследие чуть не взяло верх, и Мартин всерьез размышлял о судьбе священника, но кинопросмотры дважды в неделю на протяжении многих лет все-таки оставили в сознании юноши более глубокий след.

Одни из первых фильмов Скорсезе — «Кто стучится в дверь ко мне?» и «Берта по прозвищу “Товарный вагон”», возможно, не так и плохи, но истинный режиссер гангстерского кино в них еще дремлет, так что их можно смело отнести к латентному периоду его творчества. Впрочем, третью картину — про мать-одиночку Берту, колесящую по стране и прозябающую в грезах о карьере певицы, прославленный режиссер Джон Кассаветис назвал «полным дерьмом». И не где-то в кулуарах киностудий, а напрямую Мартину, распивая с ним бутылку красного. Он посоветовал снимать то, что близко молодому постановщику.

К слову, это довольно распространенная ошибка начинающих творцов, будь то режиссер или писатель, — замахнуться на сюжет пожирнее, а потом не вытянуть его в диалогах и мизансценах, потому как все это, по сути, чуждо и неведомо. Кассаветис, поступив, как настоящий наставник, дал Скорсезе совет приглядеться к тому, что у него под носом. А под носом у него была его Маленькая Италия — шумная, талантливая, полная запахов, тучных матерей, сидящих ночами за шитьем, отцов с криминальными связями и крестом поверх белой майки, и, конечно, ребятни, которая бегает зигзагами по улицам. У каждого из них в будущем — своя трудная дорога.

Так родились «Злые улицы» — первый фильм Мартина Скорсезе с мускулами, его песнь песней. Там было намешано все, как в самом Нью-Йорке, там плавились в одном котле религии, национальности, сексуальные предпочтения, и кипели страсти так, как в большой круглобокой кастрюле кипит душистый перечный соус. Уже к моменту появления «Злых улиц» в Скорсезе-режиссере проступила одна из главных его черт — семейственность. На протяжении всей карьеры он будет создавать свой клан: Джо Пеши, Рэй Лиотта, Харви Кейтель, бессменный монтажер Тельма Шунмейкер, бесподобный Роберт Де Ниро, новобранец Леонардо ДиКаприо и пусть редкий, но все-таки свой Дэниэл Дэй-Льюис. Кстати, с Де Ниро Скорсезе свел Брайан де Пальма, и эта встреча переросла в кровную дружбу. Снимал Мартин и свою настоящую семью: в эпизодах «Славных парней» появляются его мать и отец.

Часть третья. Музыкальная пауза

Нью-Йорк – город джаза. Возможно, сейчас кто-то и поспорит с этим утверждением, но когда Скорсезе был еще маленьким, в подвалах города, который никогда не спит, из-за дубовых дверей доносилась джазовая какофония. Там пахло виски и бархатный женский вокал согревал душу незнакомцам. Туда стремились после изнуряющего рабочего дня и даже с трапа международного самолета. Так, согласно воспоминаниям французской писательницы Франсуазы Саган, все свое американское турне она провела в закрытом клубе, где по ночам пела сладкоголосая Билли Холлидей.

Нью-Йорк — город джаза. Так посчитал и Скорсезе, а потому в воспевшем его фильме звучит хрипловатый голос Лайзы Миннелли, а Де Ниро берется за саксофон. Эта компания не скучала, пока снимали единственный в карьере режиссера музыкальный фильм «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Мартин с Робертом волочились за Лайзой, а та в итоге, видимо, в «Студии 54» наткнулась на Михаила Барышникова и закрутила роман с ним. Для Скорсезе фильм стал передышкой между гангстерскими историями, глотком воздуха, свободного от бездумного насилия, перестрелок и крови.

Часть четвертая. Истинный американский режиссер

Удивительное утверждение, но именно Мартин Скорсезе — по-настоящему американский режиссер. Он задает вопросы не только отдельному зрителю, но и всей нации: кто мы, куда идем, какие у нас ценности? Это то, что звучит в его фильмах, но громче всего — в «Бандах Нью-Йорка». Он почти идеологический мигрант, который всячески поддерживает имидж выходца из Маленькой Италии. Он тот, кто напоминает о пресловутой американской мечте, стремясь к которой тысячи, десятки тысяч ирландцев, итальянцев, англичан, французов пересекали океан в надежде задрать вверх голову и увидеть ту самую, позеленевшую от собственных свобод даму с факелом. Он напоминает американцам об истоках, которые ведут в разные уголки этого мира. Англичане, ирландцы, итальянцы, русские, французы, испанцы, евреи — вся эта смешанная, как коктейль Молотова, кровь приводит страну в движение.

Он же одним из первых стал создавать облик американского кино. К 70-м годам прошлого века оно было фактически обезличено. «Золотая эпоха» давно прошла, а новая так и не наступила. Кодекс Хейса, законодательная инициатива, цензура душили и не давали развиться. Между тем в Европе бушевал итальянский неореализм, и всех смывало французской новой волной. Американское общество в те годы раскололось на тех, кто воевал во Вьетнаме, и их родителей, убаюканных пропагандой и не желающих перемен.

Кинематограф в таких обстоятельствах вот-вот должен был взорваться. В его недрах уже росли и крепли глашатаи нового времени, такие как Мартин Скорсезе, Фрэнсис Форд Коппола и Роман Полански — думающие, сочувствующие и жаждущие перемен. Они станут тем самым Новым Голливудом и начнут говорить со зрителем, пусть нецензурно, но правдиво. На его языке. Так маленький итальянец с густыми бровями стал истинно американским режиссером — тем, кто вернул в кино этой страны пульс, а потом его всячески прославлял.

Часть пятая. Ностальгия

Когда Скорсезе начинал свой путь в кинематографе, он был многообещающим, злым и голодным. Сам спонсировал свои фильмы, подрабатывал на монтаже, дружил с актерами и открывал их имена миру. Сегодня он — мэтр, признан, награжден, отмечен фестивалями, а его слово весомо, как наковальня. Это и хорошо, и плохо одновременно. Для самого Скорсезе это бесспорный творческий успех, для нас же, зрителей, — огорчение. Потому как он больше не снимет так грубо и честно. Будет что-то другое, наверняка красивое, как ваза династии Цин, и захватывающее, как бой быков. Но такое нагое и адреналиновое, какое рождается лишь в определенном возрасте, Мартин больше не снимет, а Де Ниро не сыграет. И остается ждать новых режиссеров-бунтарей, которые сейчас, как, впрочем, в любое другое время очень нужны, чтобы увидеть себя четко и без прикрас, как в зеркале, которому угрожал Трэвис Бикл.

Сегодня у Мартина Скорсезе в работе фильм, которого многие ждут. Это результат той фанатской любви, которую режиссер скопил за свою карьеру. Боссы одной частной компании скинулись, чтобы еще раз увидеть вместе Харви Кейтеля, Роберта Де Ниро, Аль Пачино и Джо Пеши под дирижерством Скорсезе. Называться это творение будет «Ирландец». Что ж, и мы ждем.

Новости на эту тему

Мартин Скорсезе сделал ставку
Скорсезе собирает звезд
Скорсезе устроит полуночную вендетту
ДиКаприо вернется домой
Скорсезе устроит переполох на Гавайях