16.03.2020 14:59
«Я рекрутировал людей в интеллигенцию». К юбилею Сергея Юрского
Один из его театральных героев говорил: «Слишком много карнавала. А существует только то, чего мало, чего много — исчезает». Сергей Юрский из тех артистов, кто шел своим, особым путем. Почти четверть века на сцене БДТ им. Товстоногова, почти полвека — на сцене театра им. Моссовета. Викниксор в «Республике ШКИД», Остап Бендер в «Золотом теленке», Груздев в «Место встречи изменить нельзя», Импровизатор в «Маленьких трагедиях», дядя Митя в «Любовь и голуби»… 16 марта народному артисту России Сергею Юрскому исполнилось бы 85 лет.Он страстно любил поезда и железные дороги. Вся его жизнь была движением между «станциями». Родился он в Ленинграде, но в год его рождения отца вместе с семьей отправили в ссылку. Потом было помилование, затем война, эвакуация — Сочи, Урал, Узбекистан, Москва, снова Ленинград... «Нас мотало (кого не мотало в XX веке!), но мотало всех вместе — в этом главное счастье», — вспоминал Сергей Юрьевич.
Отец Юрского был художественным руководителем системы цирков СССР, детство будущего актера по праву можно назвать цирковым: «Цирк и был моей жизнью. Мы жили в самом цирке. Я не выходил из цирка. Я только в школу выходил из цирка. И так год за годом». Оттуда, по его мнению, любовь к юмору и эксцентрике. Уже на третьем курсе театрального института Сергей Юрский был принят Товстоноговым в труппу БДТ, там он начал работать с Ефимом Копеляном, Олегом Басилашвили, Алисой Фрейндлих… «Я с первого спектакля играл с актерами, которых я знал очень хорошо. Я их обожал! Вот теперь я лично с ними встречался на равных. Это тоже счастливое совпадение для моего поколения, которое вступало в жизнь в момент оттепели», — будет вспоминать Сергей Юрьевич.
Начинал Юрский как комик, но Георгий Товстоногов направил его в сторону драматическую, а потом — героико-трагическую. Но он не изменит себе, смешное в его героях будет присутствовать всегда: «Юмор для меня — обязательный компонент, роль совсем без юмора для меня невозможна, не получается». На сцене БДТ он будет и Чацким, и Тузенбахом, и Мольером (булгаковским!), и Фарятьевым. В эти годы его часто приглашали в кино, он был обласкан и режиссерами, и публикой. Но однажды, по словам Юрского, «хозяева Ленинграда» больше не захотели его видеть и сделали все, чтобы и никто другой его тоже не видел — ни на сцене, ни на экране. Была ли причина в личной неприязни, в связи Юрского с Пражской весной 68-го, в дружбе с «неблагонадежными» Бродским, Барышниковым, Солженицыным — до сих пор неизвестно.
«Со мной здоровался каждый встречный, и я здоровался с каждым встречным. Мы все знали друг друга… Так казалось. Казалось, пока я шел в гриме и костюме Бендера или Импровизатора… Так казалось, пока я был (довольно долго!) снимаемым, утвержденным актером. Но вот меня вдруг перестали утверждать — это еще только начиналось… еще и слухи не успели расползтись… но запах пошел… И тут уж ничего не поделаешь… большинство лиц стали незнакомыми… оставшихся знакомых захлестнули дела, у многих отшибло память… в самых любимых, самых уютных уголках студии как-то разом везде начался ремонт… в очереди в буфет перестали находиться люди, кричащие: «Сюда, сюда, он передо мной занимал!», — напишет в своей автобиографии Сергей Юрьевич.
Однако Юрский всегда считал себя независимым — его поезд просто пошел дальше. А дальше был переезд в Москву, начало концертной деятельности и писательство. Концерты займут важное место в жизни Сергея Юревича. Он объездит весь Советский Союз, будет выступать для эмигрантов в Нью-Йорке, Чикаго, Иерусалиме, Кельне, Париже. Восемь разных двухчасовых концертных программ: от Пушкина и Гоголя до Шукшина и Жванецкого, от Достоевского, Мопассана и Чехова до Бунина, Зощенко и Бабеля… И Булгаков, и Есенин, и Бернс, и даже Шекспир. Более двадцати авторов, более пятидесяти их произведений. Артист был влюблен в литературу и гордился тем, что делает: «Я (не один, конечно, но среди других я) рекрутировал людей в интеллигенцию. Никогда не искал маленьких зальчиков «для своих», «для знающих-понимающих», а соединял в больших залах знающих и незнающих и знакомил их друг с другом», — писал Юрский. За 15 лет только на его литературных концертах побывало более миллиона зрителей.
Так однажды Сергей Юрьевич и сам придет к писательству. Была такая поговорка: «Писатель, если его не издают, может писать в стол. Артисту хуже — если его не выпускают к зрителю, он может сыграть только в ящик». Юрский иронизировал: «Видимо, чтобы не сыграть в ящик, я стал писать в стол». Так он работал долгие годы, но это привело его к важнейшему делу его жизни — фильму «Чернов/Чернов». Испано-советская картина станет его единственной режиссерской работой, снятой по его собственному сценарию. Помимо Сергея Юрского в картине приняли участие Андрей Смирнов, Елена Яковлева, Олег Басилашвили, Андрей Толубеев, Сергей Маковецкий и другие.
Картина была двухслойная: о советском интеллигенте, архитекторе Александре Петровиче Чернове, переживающем душевный кризис, и его иллюзорном «западном» прототипе, более счастливом, более устроенном. Как писал сам Юрский, этот фильм о страхах — мелких и крупных, об оскудении души в душной атмосфере застойного быта, о подмене и раздвоении личности в условиях тотальной слежки тоталитарного режима. У каждого из героев картины в душе была своя пустота, о которой и рассуждал режиссер. Объединяло всех троих одно — любовь к поездам. Мысли Александра Чернова были заняты гигантским макетом железной дороги, Пьер Чернов спасался от реальности в купе комфортабельного трансъевропейского экспресса, пересекающего Европу. А Сергей Юрский мечтал о своем поезде свободы — когда никому ничего не должен, когда все границы открыты.
В 90-х, через несколько лет после окончания съемок «Чернов/Чернов», Сергей Юрский так же, как и герой его картины, окажется в самом сердце Европы. Он будет работать в парижском театре Bobigny, в Национальном театре в Брюсселе, учить актерскому искусству во Франции и Англии. Однако вскоре Сергей Юрский начнет понимать: «Я буду 564-м (или 1564-м) в очереди за товаром, который называется "интерес заграничной публики". Но не только я от нее далек, но и она далека от меня. Я стою в необыкновенно длинной очереди за абсолютно ненужным мне товаром». Вернувшись в Россию, он будет сниматься и выходить на сцену до своих последних дней, исполняя завет отца: «Будь актером столько, сколько дышать будешь».
Поделиться:
