Курт Рассел: «Джеймс Ганн не боится экспериментировать»

Обычно интервью со съемочной площадки получаются скомканными и формальными. Актер устал или погружен в роль, перерыв между рабочими сетами всего восемь минут — толком не поговорить. С Куртом Расселом на этот раз все вышло совершенно иначе. Вошедший в актерский состав картины «Стражи галактики. Часть 2» заслуженный лицедей предстал раскованным, открытым и расположенным к непринужденной беседе. Пусть по условиям контракта он не мог раскрыть подробностей сюжета и поделиться секретами своего персонажа, доверительный тон этого разговора с лихвой компенсирует вынужденное молчание.

В представленном ниже интервью Курт рассказывает о знакомстве с миром «Стражей», о съемочном процессе, своем актерском кредо и вспоминает дела давно минувших дней.

Как так вышло, что вы попали в киновселенную Marvel?

Знаешь, когда ты в этом бизнесе так долго, как я, можно и не такое себе позволить: масса возможностей, все дороги открыты. И все в конечном счете сводится к простой истине, что языком трепать и дело делать — это совершенно разные вещи. Начинаешь работать с новой командой и всякий раз надеешься, что это люди по-настоящему творческие, умные и веселые, и что у режиссера все под контролем, и он точно знает, чего хочет. Иногда надежды оправдываются, иногда — нет.

Меня вот что позабавило: я про эту вселенную — вселенную «Стражей» — не знал вообще ничего. Я еще рекламой «Омерзительной восьмерки» занимался, и вдруг посыпались вопросы типа: «Это правда? Вы будете играть отца Питера Квилла?!». А я такой: «Понятия не имею, о чем вы». Но я почувствовал, что люди были очень позитивно настроены, и они правда хотели, чтобы я сыграл этого кого-то, о котором у меня не было никакого представления.

При первой возможности я посмотрел «Стражей Галактики», получил, так сказать, представление, понял, из-за чего столько шума, и уже во всеоружии, что куда приятнее, решил переговорить с Джеймсом Ганном, Крисом и остальной бандой. И, представьте, оказалось, что Крис Пратт не обычный милый парень, а абсолютно милейший парняга, и Джеймс — просто кладезь веселья, и, главное, на все сто процентов знает, чего он хочет. Это вселило надежду, что у меня появилась реальная возможность сыграть запоминающегося, интересного героя.

Что вы можете рассказать о своем персонаже?

Не так много, к сожалению. [Смеется.] Перед интервью мне об этом напомнили. Непросто прикусить язык и помалкивать, но большинство деталей, касающихся этого персонажа, мы хотим сохранить в тайне до поры до времени. Могу сказать, что он не разочарует вас. Как и сыну, ему свойственны авантюризм и твердость духа. А общая идея в том, чтобы найти в себе силы разыскать того, с кем всегда жаждал встречи, хоть никогда прежде не виделся. Думаю, в основном мы поймем это через призму восприятия Питера Квилла, но ведь каждому должно быть понятно желание встретить папу, если даже не представляешь, кто он, а только слышал невероятные истории от мамы и прочих. Всем свойственно возвеличивать пропавших родителей, и Питер не исключение. Наконец у него появляется возможность встретиться с ним и сравнить свои представления с реальностью. Зачастую такое случается и в реальной жизни.

Когда вы с Крисом выстраивали линию «отец — сын», возникло ли у вас соответствующее взаимопонимание?

Он говорит интересные вещи. Однажды мы репетировали, и он вдруг сказал: «Я хочу, чтобы ты был моим отцом. Нет, правда, хотел бы я, чтоб ты на самом деле им был». Это здорово. Они все такие приветливые, славные. И кайф в том, что, когда я посмотрел первый фильм и прочел сценарий, то увидел, что мой вклад будет правильным: те ноты, то наполнение, тот опыт, что я привнесу, — это будет то, что нужно. Прочитал текст и увидел явные параллели с некоторыми моими прошлыми работами. Как же здорово жить сейчас, когда молодое поколение понимает то, что я делал тогда. Вы, ребята, правда врубаетесь. Мои ровесники ни черта не понимали, какого хрена я тогда делал. Было похоже на то, будто читаю историю о себе прежнем. А, неважно. Просто это дело всей моей жизни, и здорово сейчас быть здесь не просто в качестве чувака, которого уважают за прошлые заслуги, хотя для многих из вашего поколения так оно и есть, чего уж там, а иметь возможность заново прорастать в таком персонаже, создать его и сделать живым. Потому что он очень похож на меня и мировоззрением, и отношением к жизни, и прочим. Короче, сегодня мне лучше, чем тридцать лет назад.

Вы сказали, что уловили связь с некоторыми персонажами из прошлого...

Связь с моим видением тех персонажей. Их можно было играть по-разному. Речь о том факте, что я сыграл их так, как сыграл. Джек Бертон мог стать каким угодно, вариантов тысяча, но я решил, что он будет вот таким. Я так увидел.

И это в каком-то смысле объясняет, почему вы здесь?

Это объясняет, почему они захотели меня здесь видеть, — так будет вернее. Мы тут придумываем всякие фишки, работаем день напролет, игнорируя режиссерское: «Ладно, на сегодня все, сворачиваемся!». [Смеется.] Мне кажется, именно так дело и делается, когда и веселуха, и нечто трогательное, и чувство настоящего, и бла-бла-бла, и все это вместе. Все эти великие парни — Квентин Тарантино, Джон Карпентер, Рон Ховард, Боб Земекис, Майк Николс — они заставляли меня верить, что я соответствую делу, которым занимаюсь.

Но есть же и другие, особенно критики, которые смотрят фильм и не понимают, почему вот это круто, а вот это, например, смешно. Им вообще невдомек. Мне иногда было очень непросто держаться своего курса под шквалом критики. И, бывает, наблюдаешь за людьми, которые с тобой работают, за агентами и им подобными, а у них одно на уме: «Знаете, мы можем пройти дальше вот по этому коридору и налево, там вы изобразите одного и того же персонажа раз пять-шесть, тогда студия поймет, как вас продавать». Ага, я понял. Не хочу. Я просто задохнусь.

А сейчас что? Кайф! Пришло время, когда я могу играть реально клевых героев. И, конечно, я могу отчасти пользоваться образами, созданными мной в прошлом, теми самыми, которые вашему поколению очень даже созвучны, как оказалось. А раньше, помню, сижу близ студийных боссов после сдачи ленты и слышу: «Чего-то я не понял. Не так уж он и хорош, этот ваш Курт». И я смотрю на Джона [Карпентера] и думаю: «Да… Ну, ты сам этого хотел». Но злости во мне не было. Это все о том, полагаю, что порой нужно время, чтобы как следует что-то разглядеть. Это нормально.

Что интереснее всего в работе над этой ролью?

Мой персонаж — воплощение человеческой природы. Различные эмоциональные проявления, мысли, поступки, способности и умения, реакции — это то, что свойственно всем нам, и они могут стремительно сменять друг друга. Сегодня мы реагируем на что-то вот так, а завтра — совершенно иначе. В нашем случае имеется режиссер, который абсолютно точно знает, что ему нужно в плане повествования, но при этом не боится экспериментировать. Он поощряет меня, всех нас, когда мы импровизируем — и посмотрите, какими живыми получаются персонажи. Мы раскрепощаемся, он запускает всех в эту песочницу, и — вперед, давайте поиграем, да так, чтобы ребятам в монтажной тоже потом было с чем поиграть.

В фильме есть персонаж, с которым вы не не взаимодействуете, но хотели бы?

Я работаю со всеми, но кое с кем было бы хорошо иметь побольше общих сцен. С Крисом мы как-то беседовали, и я говорю ему: «Здорово, что мы действительно снимаемся в этом фильме вместе». Часто бывает, ждешь возможности поработать с актером или актрисой, дождался — бац, а общих сцен и нет. И ты как бы оказываешься в шкуре зрителя, который, мне кажется, может думать так: «О, эти двое в одном фильме. Вот это будет дуэт, хочу это видеть!». А их вместе вообще не показывают. Это может разочаровать.

Но здесь у нас с Крисом совсем другая история. Мы сделали вместе множество отличных сцен. Мало того, мы могли пробовать обыграть их по-разному. Поскольку мы оба в этой вселенной ориентируемся хорошо, мне было просто интересно войти в кадр с установкой типа: «А попробую-ка я вот эдак». А в следующем дубле все развернуть совсем иначе. И не было такого: «Стоп, стоп, стоп, а это о чем вообще?». Потому что всегда было понятно, что Джеймс имел в виду. Он очень хороший автор, требовательный зритель и режиссер. Поэтому он не старается обойти сложные эмоциональные сцены стороной, он сначала позволит обстановке накалиться до предела, и только потом разрядит ее. И мы часто работали по этой схеме. Надеюсь, смотреть на это будет так же интересно.

Когда мы встречаем твоего героя, чем он занят? Сражается?

Я ищу Питера.

Питер его единственный сын?

Не могу ответить. Может, у Marvel в комиксах и есть ответ, а у меня нет. Ты пойми — я особо не в теме и никогда не был. Сами фильмы и сюжеты мне нравятся, но я не фанат.

Вы появляетесь в фильме вместе с Пом, с Мантис. Расскажите про отношения ваших персонажей, если, конечно, можете...

Что она для меня значит? Нет, это будет не совсем правильно. Это очень сложно, очень странно, и об этом чертовски интересно говорить. В этом-то и трудность. Не думаю, что должен. Я имею в виду, что она важный игрок, и ее отношения со мной и со вселенной фильма очень важны... Мы дойдем до этого только в третьем акте, так что, к сожалению, не могу ответить на ваш вопрос.

Джеймс говорил вам о том, что Питер Квилл — преемник Джека Бертона?

Ну, когда я собрался смотреть первый фильм, мы с Голди [Хоун] сели, и я говорю: «Мне надо понять, о чем они все говорят. Куча народу наседает на меня с вопросом, буду ли я играть одного парня, и они все ну просто очень этого хотят». И она спрашивает: «Так про что там вообще?». А я: «Понятия не имею». А она: «Так ты и сценарий не читал?». Я отвечаю: «Да не хочу я читать, пока не увижу фильм. Сначала кино хочу посмотреть».

Но все же сначала я ознакомился со сценарием, потому что подумал: «Если я разберусь с текстом, мне останется глянуть, что за музыка в первом фильме, и все встанет на свои места». Короче, мы с Голди сели смотреть, и уже через три минуты, когда Крис футболил этих леммингов [смеется], я все понял. «Круто, — говорю, — я узнаю этого чувака!».

Потом смотрим дальше, и я вижу еще три-четыре отсылки к разным источникам, и понимаю: «Да, сценарий я прочел как надо, и между строк все правильно отследил». И думаю: «А ведь это и правда интересно». Вообще, когда читаешь сценарий, актерская составляющая ясна, а как это все будет выглядеть, часто бывает непонятно. И мне нравится, что приходишь на площадку, а у Джеймса раскадровки уже на стене готовы, и ты такой смотришь: «А, значит мы идем сюда, и сюда, и сюда… А, так вот что это такое. Ага, усек. О, вот мы, оказывается, где. Тут звездолет, тут вот эта хреновина, а тут планета. Теперь все ясно».

И это мне здорово помогло... Потому что придет момент, когда ты должен просто выйти на площадку, выбросив из головы весь этот сор, мишуру, декорации, и персонажа своего тоже. Остаться самим собой. Только ты и партнер по этой сцене. Персонажа больше нет, есть ты — такой, какой ты есть, настоящий. Теперь это твоя личность.

Зритель никогда не увидит, как я играю персонажа, и, соответственно, не сможет представить его другим. Зритель не увидит забракованные дубли, не говоря уже об актерах, не прошедших кастинг на роль. Он видит только то, что видит, и актеру это известно. И поэтому, как мне кажется, важно дать герою как можно более широкий выбор, каким он может быть. Потому что ты создаешь кого-то, отпускаешь на свободу, и дальше он должен что-то с ней делать, суметь использовать ее. Крайне важно, чтобы у него хватило возможностей, чтобы он не вышел неполноценным. Для этого актеру нужно выложиться полностью, и необходимое условие для этого — доверие.

Концепт-арты и раскадровки, о которых вы говорили, это само собой; а был ли выстроен макет звездолета, рабочая декорация?

Да, был, и кроме него еще кое-что. Определенно, так интереснее, чем работать только среди синих или зеленых экранов, усеянных оранжевыми точками. Это знакомо, привычно. Когда мы делали, к примеру, «Нечто», у нас было много кукол и много живого взаимодействия, было на что опереться, зацепиться взглядом. Хотя, в основном, у нас тут все же экраны.

Я обычно спрашивал у Джеймса: «Теперь он уже совсем страшный?». «Да, уже совсем. Давай еще раз. У-у-у, у него большие зубы и…». Ладно, я понял, он реально страшный. А где он сейчас? Примерно здесь. Это про его рот. А глаза где? Ну, вот здесь рот, а глаза повыше… То есть взаимодействуешь с пустотой, но эти рисунки очень помогают. Ты хотя бы знаешь, где находишься.

Это ваша первая космоопера?

Ха. Забавно, сейчас мне кажется, что что-то очень похожее уже было. Только не помню, где. Хотя постойте... А, вспомнил, я участвовал в одном действительно новаторском фильме, «Звездные врата». Тогда был какой-то долгий вакуум в научно-фантастическом кино, и «Звездные врата» стали приятным сюрпризом для публики. Это было действительно похоже на научную фантастику.

Ваш персонаж — воин? Есть у него оружие?

Да он использует, наверное, все оружие, которое ты можешь представить. Еще тот воин.

Источник: Slashfilm

Новости на эту тему

Критики выбрали лучшие суперблокбастеры 2023 года
Курт Рассел породнится с Суперменом?
«Нечто» получит продолжение?
Курт Рассел ждет встречи с Годзиллой
Marvel нашла Адама Уорлока?