Новость: Адам Драйвер: «Хочу работать с великими режиссерами»

08.10.2016 18:39

Адам Драйвер: «Хочу работать с великими режиссерами»

В этом году на фестивале в Торонто была представлена драма Джима Джармуша «Патерсон», уже заслужившая восторженные отзывы на премьере в Каннах. Герой фильма, водитель автобуса, которого играет Адам Драйвер, назван в честь места своего рождения — Патерсон, Нью Джерси, — где он и живет до сих пор. Семь дней из жизни Патерсона и составляют сюжет фильма. Он пишет стихи, гуляет с собакой, выпивает в местном баре, спит со своей женой Лорой (Голшифте Фарахани). В отличие от привыкшего к рутине мужа, Лора раскрепощена, свободна и постоянно увлекается чем-то новым.

В большинстве подобных драм можно увидеть, как внешние силы и обстоятельства подтачивают семейные отношения, но в этой картине все иначе. Сквозь череду бытовых неурядиц Патерсон и Лора проносят неизменные любовь и заботу друг о друге. По словам Джармуша, ему хотелось, чтобы фильм стал «торжеством поэзии мелочей, тонких взаимосвязей всего со всем в ткани повседневности, альтернативой жестким драмам и боевикам». По его словам, «Патерсона» следует воспринимать как поток образов, увиденных из окна старого рейсового автобуса, подобно механической гондоле движущегося по улочкам забытого маленького городка.

После фестивальных показов в Торонто Адам Драйвер рассказал в интервью о своей любви к творчеству Джима Джармуша и о создании «Патерсона», а также о том, как его участие в «Звездных войнах» помогает продвижению менее масштабных проектов, об особенностях «Эпизода VIII» и тонкостях работы с Дэниэлом Крейгом, Стивеном Содербергом и Мартином Скорсезе.

Как твои дела? Кажется, последние два года были одним большим приключением.

Были, да. Хорошо, хорошо… Вроде хорошо. Да нет, точно все хорошо.

С чем сложнее управляться — с автобусом или со световым мечом?

С автобусом, конечно. Чтобы им управлять, надо сперва получить права определенной категории. А с мечом проще: «Давай, удачи!», — и пошел. Конечно, обучение и там проходишь, но когда размахиваешь световым мечом, в твоих руках меньше жизней, чем когда ты за баранкой.

Теперь, само собой, такой вопрос: когда ты осознал, что должен быть в каждом выходящем на экраны фильме?

Так получилось. Трудно сказать «нет», когда зовет Джим Джармуш или Содерберг. Просто невозможно. Но я очень жду отпуска.

Джим писал этот сценарий без прицела на конкретных актеров. Расскажи немного о вашей первой встрече. Как он понял, что его Патерсон — это ты? Ты, кстати, любишь его фильмы?

Обожаю их. Сначала я увидел… То ли «Более странно, чем в раю», то ли «Пса-призрака». Помню, как подростком открывал для себя его творчество, и потом внимательно следил за всем, что он делает. Перед встречей я очень волновался. Я бы согласился на любую роль в его фильме, потому что считаю Джима великим человеком. В нем жив дух независимого кино, типа, знаете — тырить камеры, со всеми дружить, все держать под контролем постоянно. И эта его энергия пронизывает каждый фильм. Он очень забавный, я даже не ожидал. О его ироничности, конечно, говорят его картины, но и сам по себе он один из самых веселых людей, что я встречал.

Люди, возможно, не знают, что Джим сам долгое время писал стихи. И по ходу работы над фильмом, вроде бы, требовал от тебя того же. У тебя ведь даже тетрадь была…

А, да, тетрадь для стихов [смеется]. Он ходил в поэтическую школу при Колумбийском университете. Я мало знал о поэзии, о стихах Рона Паджетта, Уильяма Карлоса Уильямса (хотя о нем я слышал), о «Lunch Poems» Фрэнка О’Хары; ничего я не знал. Но вводный экстерн-курс я получил отличный. Правильный поэтический вектор задал именно Рон Паджетт. Джим тащится от всяческих лингвистических тонкостей, от игры слов, и дополнительную ироническую тональность в фильм привносит то, что мой герой преимущественно слушает. Будучи поэтом, обитая в пространстве языка, он наблюдает и безмолвствует. Это одно из многих неслучайных противоречий в картине.

Джим высказывался насчет эффекта противоядия от экранной жестокости и бессмысленного экшена, который, он надеется, «Патерсон» будет сообщать зрителю. Может быть, ты устал от масштабных постановок, и этот проект привлек тебя тем, что здесь самое драматическое из возможных событий — поломка автобуса?

Нет, меня привлек Джим и только он. Ни масштаб, ни тема изначально не были важны, дело исключительно в нем. Но потом… Я вам скажу, это дико круто — сыграть человека, который в основном делает вот что: он слушает. Из-за этого кино получилось по-настоящему непредсказуемым. Я читаю сцену в первый раз: парни едут в машине, один рассуждает о своей собаке, и это монолог на десять страниц. Я думаю: что-то случится с собакой, или автобус сломается, что-нибудь плохое точно произойдет. Кто-то приносит оружие в бар, значит, кого-то подстрелят. Но нет, ничего не случается. Когда мы уже решили, что будем работать над персонажем вместе, мы придумали ему армейское прошлое, но конкретно ничего не обозначили. Он водитель автобуса, оказавшийся поэтом. Или поэт, работающий водителем автобуса. Он был военным, но это не часть его судьбы, а лишь отрезок жизни.

Тебе ведь здорово повезло с блокбастерами, верно? Благодаря этому более скромные проекты с твоим участием наверняка обретут значительно большую аудиторию.

Я не думаю об этом в подобных терминах. Я просто счастлив, что работаю, и хочу продолжать работать с великими режиссерами. Если это происходит благодаря «Звездным войнам» — что ж, это подарок. Но «Звездные войны» и сами по себе очень важны для меня. Пожалуй, работа с великими режиссерами — это цель любого актера, и если у вас появляется такая возможность, и вы к ней готовы, то все складывается наилучшим образом.

Съемочный процесс под руководством Джима Джармуша оказался таким, каким ты его себе представлял?

Мне думалось, Джим будет этаким титаном, очень глубокомысленным и серьезным. До нашей первой встречи я мог составить впечатление о нем только по роликам с YouTube. Представитель нью-йоркской старой школы, консервативной, возможно, излишне романтизированной. А оказалось, что это в высшей степени милый, чуткий, внимательный человек, к тому же невероятно забавный — он может очень точно изобразить каждого, с кем работал, от Роберто Бениньи до Игги Попа и Тома Уэйтса. А как он любит тех, с кем делит съемочную площадку! Сколько раз я во время перекуров слышал что-нибудь вроде: «Глянь на Фреда Элмса. Это — Фред Элмс, понимаешь? Какой же он классный, люблю его, все в нем люблю!». «Голшифте, она… Ах, она так прекрасна! С ней все сцены сразу получаются». Он просто любит находиться на съемочной площадке в окружении замечательных людей. Мне с ним было очень комфортно, но такой подход к работе, когда просто делаешь то, чего он хочет, Джармуш не приемлет. Он требует деятельного соучастия, твоих личных выводов, твоих идей.

На фотографиях со съемок нового фильма Содерберга у вас с Дэниэлом Крэйгом, облаченных в тюремную одежду, вид совершенно безумный. Как проходят съемки?

От этой команды у меня какие-то сюрреалистические ощущения. Обычно я разделяю работу и развлечения, но с ними оттягивался по полной. Крэйг один из самых прикольных моих знакомых, а Ченнинг Татум в картине просто уморителен. И Содерберг такой стремительный, всегда точно знает, что делает: «Готово. Идем дальше!». Для меня это было упражнением на безоговорочное доверие. Он очень умен и интересуется огромным количеством вещей, что находит отражение и в его фильмах. Пока мы работаем вместе, я смотрю те из них, которые еще не видел, и они так многочисленны и разнообразны… Здесь та же история, что и с Джимом — на первый взгляд, его фильмы очень разные, но их объединяет фирменное чувство юмора и ирония. У Содерберга то же самое.

«Молчание» — проект, который Мартин Скорсезе очень давно и страстно мечтал реализовать. Съемки закончились, но работа над фильмом продолжается. Ты видел черновой вариант? Как тебе работалось с самим, черт подери, Скорсезе?

Это было здорово. Скорсезе, пожалуй, самый великий, самый недосягаемый из режиссеров, с которыми я работал. И поэтому моя готовность подчиняться ему была полной. Но, как бывает со мной на любых съемках, иногда пробивалось странное доминирующее чувство, желание в конце концов взбунтоваться против режиссера. Не в том плане, чтобы не прийти на площадку или слова не выучить, а просто начать играть по-своему. Если работаешь с кем-то вроде Скорсезе, Джима или Содерберга, может быть, иногда и не стоит буквально выполнять их указания. Имеет смысл попробовать сделать по-новому, по-другому, удивить их и самого себя… И понять, что именно этого от тебя и ждали.

Когда Скорсезе обращается к тебе со словами: «А как думаете вы?», — он действительно хочет знать твое мнение, твои мысли, идеи. Он же на работу тебя взял в том числе и для этого. Есть режиссеры, которые верят в диктаторский метод, они как хореографы, как кукловоды, и нельзя сказать, что такой путь плох. Но для Скорсезе, несмотря на огромный опыт и достижения, характерно сотворчество через беседу, через попытки общими усилиями понять, каким будет следующий шаг. Он мечтал снять это кино больше двадцати лет, и все равно задумывается прямо на площадке: «А что могло бы здесь произойти?». Видеть человека, который на этом этапе своей карьеры и жизни сохраняет такую открытость к сотрудничеству, это редкая удача. И вдруг ты понимаешь, что только так и хочешь работать. Он действительно велик, он оправдывает абсолютно все ваши ожидания только лишь тем, что делает свое дело, и делает его безупречно.

Кстати, мы здорово похудели за время съемок. Стали живой иллюстрацией к утверждению о том, что для роли актер способен потерять значительную часть своего веса. «Значительную» — это еще мягко сказано. Но трудно делать кино про иезуитских священников XVII столетия и быть при этом сытыми и отдохнувшими, иметь идеальные условия для съемки. Это был такой вызов самому себе, вроде поста.

У тебя большая роль?

Думаю, да. Хотя я пока не видел окончательную версию.

А как работалось с Райаном Джонсоном, еще одним гениальным режиссером? Привычная роль [Кайло Рен], но новый режиссер — есть что-то особенное в этом опыте?

Райан меня удивляет своим спокойствием. Я на его месте был бы куда более напряжен. В целом, он придерживается взятого нами курса, но выводит историю на новый, запредельный уровень. Он ведь и сценарий написал, и в нем все очень четко. Я многое оттуда почерпнул для развития своего персонажа. Кое-что уже было показано, но есть и совсем новые моменты. Он писал сценарий, когда мы еще работали над предыдущим эпизодом, чтобы понимать, что делает Джей Джей, и встать к штурвалу, не растеряв его прекрасных наработок. Вежливый и скромный парень, к управлению процессом он, тем не менее, никого не подпускал. Но если ошибался, всегда готов был первым это признать.

Чтобы осознать, что же на самом деле такое сценарий Райана Джонсона, вам может понадобиться немало времени. Это похоже на смену тональности фильмом «Империя наносит ответный удар». Всегда найдутся те, кто скажет: «Ой, муть какая-то», — а для меня очевидно, что нужно именно так. Просто меняется тон, и это здорово, это необходимо. Райан верит, что его зритель готов к тонкостям и неоднозначности, не подстраивается и ничего не упрощает. Потому исполнять эту роль очень интересно. Словом, он невероятно крут, и работать с ним сплошное удовольствие.

Эпизод, который снимал Джей Джей — твои первые шаги в «ЗВ». Большая роль в большой франшизе, за которой следит вся планета. Должно быть, ты сильно переживал. А каково тебе, как актеру, сейчас — когда ты возвращаешься, уже зная, что людям твоя игра пришлась по душе и фильм тоже понравился? Расскажи об энергетике этой части по сравнению с предыдущей.

Думаю, ставки еще выше. Никто не расслабляется. Ну, я не могу говорить за всех, но я лично не чувствую себя расслабленным, как если бы не к чему было больше стремиться. Считаю, что нужно, с одной стороны, удвоить усилия и направить их в правильное русло, а с другой — не рефлексировать слишком сильно, ибо это мешает работе. Но это общее правило, неважно, о «Звездных войнах» речь или, скажем, о фильме Джима.