Новость: Билл Мюррей: «Быть собой не так уж и просто»

01.05.2021 18:30

Билл Мюррей: «Быть собой не так уж и просто»

В начале апреля на 36-м Международном кинофестивале в Санта-Барбаре (SBIFF) Биллу Мюррею вручили почетную награду Maltin Modern Master за выдающиеся заслуги в кинематографе, включая его работы в фильмах от «Охотников за привидениями» и «Дня сурка» до «Последней капли» и «Академии Рашмор». В общем, за все те проекты, благодаря которым легко понять, почему Билл стал легендой. Во время 90-минутной презентации, на которой были представлены многочисленные отрывки из картин с Мюрреем, и последующей беседы актер поделился своими мыслями и инсайтами насчет некоторых режиссеров, повспоминал о том, что привело его в профессию, рассказал, что думал о волосах Энди МакДауэлл на съемках «Дня сурка», о режиссерах Уэсе Андерсоне и Софии Копполе и о многом другом.

Вы представляли себя актером, когда только-только начали заниматься шоу-бизнесом?

Работа у меня появилась до того, как я понял, что могу зарабатывать этим на жизнь. Однажды вечером на сцене я что-то изобразил и подумал: «Эй, недурно. Я мог бы этим зарабатывать». Тогда и решил, что так и сделаю. И затем, уже исходя из тех мыслей, я осознал, что чем больше я буду получать удовольствия от своей деятельности, тем лучше буду с ней справляться... С тех пор этого плана и придерживался.

Бывало ли такое, что вы и ваши коллеги получили удовольствие от работы над фильмом, а сам фильм вышел отстойным?

Не думаю... Был парочка, которые вышли не очень, но нравились лично мне, а были такие, что оказались какими-то чересчур загадочными и не сработали. И всего один раз получилось так, что из отличной команды, экстраординарного времен и крутого пейзажа мы в итоге получили пазл, который так и не сумели сложить. Но такое было лишь раз. Мне повезло.

На кого вам больше всех нравилось смотреть в детстве?

Мне по молодости не особо были интересны те, кого тогда показывали, я их распробовал чуть позже. Первый, кто мне приходит в голову, — это Джек Бенни... Я включал телевизор и записывал его, чтобы потом еще раз вернуться и пересмотреть. Джек Бенни был идеальным, абсолютно идеальным. Так, в детстве меня не особо интересовал Джон Уэйн, он казался мне слишком суровым. Но позже он мне понравился, и я стал внимательней следить за ним. Думаю, у него был потрясающий самоконтроль, и он не противился этому. Позволял истории прийти к нему, становился ее движущей силой лучше, чем я мог себе тогда представить. Еще Кэри Грант. Люди думали, что он просто красивый, но я могу бесконечно пересматривать «На север через северо-запад». Если его показывают по телевизору, я просто не могу переключить... Он забавный, романтичный, он жесткий и напуганный. Это на самом деле отличный перформанс, и такие Грант выдавал постоянно. К сожалению, из-за его красивого тела и смазливого лица зрители не воспринимали Кэри всерьез.

В некоторых ранних фильмах из-за вас и ваших коллег по съемочной площадке складывается такой образ, глядя на который зрители думают, что у вас все так легко получается, потому что на экране и правда вы...

Ну, это непросто. Кто-то недавно сказал мне: «Видел ваш последний фильм. Надеюсь, вам не заплатили, потому что вы там просто были собой». В ответ я пробормотал: «Знаешь, быть собой труднее, чем вы думаете. Почему бы вам как-нибудь не попробовать?». Не так-то просто это сделать, настоящий жизненный вызов.

Каково было работать с Айвеном Райтманом и Харольдом Рэмисом на начальном этапе вашей карьеры?

Поначалу Айвен обещал, что если фильм не получится хорошим, он и не выйдет. Просто Айвен был болваном-канадцем, которого тайно вывезли из Чехословакии на дне лодки, так что первое время все, что мы могли делать, это постоянно посмеиваться и подшучивать над ним. Но он определенно научился снимать кино. Мы вместе сделали несколько фильмов, и все они выстрелили. А Харольда я знал по чикагскому театру Second City, где служил мой брат. Мой брат — причина, по которой я стал актером, у меня не было иного выбора. Я сбегал в театр от осуждающих взглядов, смотрел все эти шоу и думал, что могу и сам испытать удачу здесь... Харольд был ко мне, молодому панку, очень добр. Он стал частью той самой моей удачи. Мне повезло, что я мог цепляться за успех таких людей, как [Джон] Белуши и Дэнни Эйкройд, многому научился, наблюдая за ними. Вот вы говорите, я никому не подражаю, но первое время я определенно звучал как мой брат Брайан. В Second City мне поручали играть некоторые его сцены, и зрители наверняка думали что-то вроде: «О, Брайан снова в шоу».

Как вы адаптировались при переходе из импровизационной комедии в кино?

Самое сложное — это когда ты рассказываешь анекдот или говоришь что-то смешное, а никто не смеется. И так девять месяцев. Внутри поселяется ощущение, что что-то с тобой не так, начинаешь задумываться, почему ты так плохо спишь. А потом идешь сниматься в кино и думаешь: «О, давным-давно я сказал что-то смешное, и никто не смеялся». Когда смотришь на это со зрителями, становишься такой: «Слава богу, все кончено. Какое облегчение!».

В «Охотниках за привидениями» вам предлагали импровизировать или все реплики отрабатывались перед съемками?

Репетиции для лузеров. Думаю, мы все это знаем. Нам просто нравится выходить и делать это. В сценарии есть два аспекта. Он может быть настолько хорош, насколько это возможно, но когда ты выходишь в физический мир, и тебе нужно стоять, говорить, двигаться, всегда появляется что-то неожиданное и неучтенное. Тут-то ты и зарабатываешь свою репутацию. Мертвый фильм — это фильм, в котором иногда сценарий — все, что есть, а то, что происходит во время съемок, не учитывается. А в этот момент происходит много чего, и если ты можешь это заметить, осознать, прочувствовать, сцена станет более живой, как и сам фильм... Многие современные ленты со спецэффектами выглядят довольно слабо, но «Охотники за привидениями» до сих пор смотрятся живенько и правдоподобно. Мы вчетвером — Эрни Хадсон, Дэнни, Харольд и я — понимали, что либо потонем вместе, либо поплывем. И мы всегда заботились друг о друге.

Что касается импровизации, Харольд был мозгом «Охотников за привидениями», Дэнни был их сердцем, Эрни — душой, а я — устами. Мне нужно было много говорить... Когда спецэффекты поднимали свою уродливую голову, мне приходилось немного поработать, отрабатывать свои деньги и комментировать происходящее как член аудитории и как главный умник нашей группы, чтобы сохранить видимость куража в том, чего мы добивались и чего боялись. А нас пугали даже декорации — все это электричество и прочие штуки. Трюки на самом деле были страшные и опасные. Раньше большинство трюков я делал сам, но от одного я тогда отказался. Каскадер сказал: «Я разберусь», — и в итоге взлетел вверх и приземлился промежностью на угол мраморного стола. Я не всегда оказываюсь прав, но когда я прав, я это чувствую. Даже по фильму видно, что этот момент был для него очень болезненным. Если бы я прилетел на стол, я бы заорал. Я сейчас думаю, что в кинобизнесе я обманул смерть, но в тот день я обманул мужественность.

Вы не хотели сниматься в «Охотниках за привидениями 2»?

Да, я не очень хотел. И думал, что единственная причина, по которой это кому-то надо, — деньги. Я, вероятно, меньше всех хотел сниматься в сиквеле, но меня все равно кто-то перехитрил. Нас снова собрали вместе, а поскольку мы не виделись со съемок первой части, получилось довольно весело... Собрали вместе и предъявили неплохую идею. И я подумал: «Обалдеть, у нас все получится!». Но в итоге получилась не та история, которую они написали. У Харольда была отличная идея, но когда я появился на съемочной площадке, я подумал: «Что это, черт возьми, такое?». Но съемки уже шли, и пришлось думать, как сделать, чтобы все это сработало. Впрочем, даже просто вновь оказаться вместе было очень здорово... Первый фильм мне, конечно, больше нравится. Помню, какую шумиху мы устроили в Нью-Йорке, разъезжая по городу в своих костюмах. Люди думали, мы какие-то законники. Когда мы проезжали на красный свет по улице с односторонним движением, казалось, что мы контролируем ситуацию. На съемках второго фильма нам уже не так много сходило с рук.

Как вы оказались на орбите Уэса Андерсона?

Я получил много весточек от моего агента, который все время присылал мне кассеты с первым фильм Уэса, «Бутылочная ракета». У меня, наверно, самая большая коллекция «Бутылочных ракет» среди всех людей на планете. И я до сих пор не посмотрел эту картину, просто не было времени. И как-то мне прислали сценарий «Академии Рашмор» и спросили: «Не хотите ли вы познакомиться с этим человеком?». Я ответил: «В этом нет необходимости... Он точно знает, что собирается делать. Когда приступаем к работе?». Мне очень повезло работать с Уэсом и над всеми остальными его фильмами. Это человек делает кинопроизводство по-настоящему незабываемым.

Что вы помните о «Дне сурка»?

Энди МакДауэлл просто свела меня с ума. Мы все ждали, когда появятся ее волосы. Дело в том, что у нее самые великолепные волосы, которые вы только могли когда-либо увидеть. И когда она наконец приходила, тебе нужно было просто сдаться... Я много раз думал, что стоило бы извиниться перед ней за то, что я вел себя как чокнутый. Я не совсем из тех актеров, что работают по системе Станиславского, но я на самом деле возмущен тем фактом, что она до сих пор в меня не влюбилась. Мы снимали 17 недель, но даже под конец я ей все еще не нравился. Вероятно, это держало меня в тонусе — это и был мой запасной метод... Хочу засвидетельствовать, что она в этом фильме действительно очень хороша. Более чем действительно хороша. Хотя фильм был трудный, а ей еще и приходилось иметь дело с этими волосами...

Как вам работалось с Софией Копполой?

Я люблю Софию. И чем дольше ее знаю, тем сильнее люблю ее и то, что она делает. Она настоящая, полноценная американка. Работающая мать и художник, сестра и жена. Она это все, а я ничего из этого... Когда София идет на работу, она точно знает, чего хочет. Мы зовем ее боссом, зовем бархатным молотком. Эта женщина очень мягкая и хрупкая, но умеет быть жесткой с теми, кто пытается сбить ее с пути. У тебя может быть какая-то хорошая идея (а София отлично умеет распознавать хорошие идеи), но независимо от того, насколько красноречиво или льстиво ты представишь ей идею плохую, она неизменно ответит: «Нет, я так не думаю». На это очень интересно смотреть. Я в таком не разбираюсь, потому что не особо и пытаюсь. Наблюдать за Копполой — это как смотреть за фокусником из-за кулис. Чистый восторг.

Вы такая творческая личность, но за камерой стояли всего один раз — в «Быстрой перемене». Как так вышло?

Я еще не приступил к делу. Мне нужно работать. Я на самом деле считаю, что мне надо писать. Пока я могу писать только какие-то отрывки и диалоги, но что-то цельное — совсем другое дело... Когда пришло время вставать за камеру, мне нечего было дать зрителю. А ведь есть люди, которые продолжают снимать. Например, Клинт Иствуд. В прошлом году ему стукнуло 90, и он снял фильм. Не понимаю, как он это делает... Мне повезло работать с такими режиссерами, как София, Уэс, Джим Джармуш, Рубен Фляйшер. Но у меня есть этот страх, который, вероятно, заставляет других актеров говорить: «Какая удача. Как ему удается работать с этими людьми? Что он делает? Почему? Разве он еще не умер?». Может, когда-нибудь дым рассеется и я сфокусируюсь. Может быть, научусь чему-нибудь, работая с людьми, которые знают, что делают.

Источник: Collider

Рубрика: Интервью
Теги: интервью, персона