Петр Мамонов. Когда роли трещат по швам

На этой неделе музыканту, актеру и главному юродивому страны Петру Мамонову исполняется 60 лет. А кажется, что 160, такой насыщенной жизнью он жил, так много понял.

Как только его ни называли: поющий кащей, скоморох, изломанный журавль, и даже - старый английский дворецкий-эпилептик. Но он не обижается, только очаровательно улыбается свои беззубым ртом. И говорит, говорит и говорит с экрана такие вещи, до которых иные люди доходят годами. А иные - и вовсе не доходят. Причем говорит не только в интервью, но и в ролях, которые, по словам режиссера Павла Лунгина, трещат по швам, когда Петя их примеряет на себя. Так что в итоге получается кентавр какой-то, и уже непонятно, где Мамонов, а где - роль.

С детства Петя слушал джаз. А это чревато развитием музыкального вкуса в частности и вкуса к жизни вообще. Поэтому к 80-м годам он захотел петь и играть сам, а танцевал он и так лучше всех. Пластика у Мамонова до сих пор дай бог каждому. Так появились Звуки Му - "русская народная галлюцинация", посредством которой в течение шести лет из сознания советских граждан Петру Мамонову делал котлету. Совершенно закономерно, с точки зрения истории, что из такого урода как советская власть родилось такое музыкально чудо-юдо как Звуки Му.

Однако на сцене таланту Мамонова стало тесно, и он ворвался на экраны. В нео-нуар драме Игла (Рашид Нугманов) Петр сыграл современного Кащея, поставщика наркотиков, которому противостоял отважный герой Виктора Цоя. Успех фильма был ошеломляющий. 1989 год: первое место в прокате занимает кино про валютную проститутку, Интердевочка (Петр Тодоровский), второе - про наркоманов, Игла. Таковы были реалии советского кинематографа. Критики отметили пока еще недостаточно развитую актерскую речь Мамонова, зато отличили его как "харизматическую личность с пластикой обколовшегося мима".
В августе 1990 года Павел Лунгин дебютировал с фильмом Такси-Блюз, где и дал разгуляться Петру Мамонову как актеру. Пьющий, нервный, но при этом жутко обаятельный саксофонист - это и сам Лунгин, и Мамонов и все пьющие, нервные, талантливые музыканты страны. Сам актер назвал фильм "голливудской конфеткой, историей Золушки: пьяница, а потом знаменитость". Такси-Блюз, между тем, прикупили для показа 30 стран, а Мамонов с Лунгиным были номинированы на «Нику». Однако получили они ее за другой фильм и уже совсем в другое время.

После Такси-Блюза, была еще Нога Никиты Тягунова, Терра Инкогнита Янниса Типалдоса и Время печали еще не пришло Сергея Сельянова. Многие по сей день считают, что именно в этих фильмах Мамонов сыграл ярче и глубже, чем во всех остальных за всю свою актерскую карьеру. Однако массы требовали "голливудских конфеток", и кино подобного рода не оценили.

После распада второго по счету состава Звуков Му Мамонов уезжает в деревню и активно воцерковляется. Петр Николаевич вдруг почувствовал, что бог "залил его сердце любовью". С этого момента у актера начинается совсем другая жизнь, что отразилось, в том числе, и на его ролях. При этом он продолжает создавать музыку и периодически ездит в Москву сниматься, играть в спектаклях, давать концерты и закупать продукты. Однако на концерты приходят не столько ради его творчества, сколько ради легенды. Квинтессенция всех рецензий театральных и концертных перформансов дяди Пети выглядит так: "Петр Мамонов делает все, чтобы знавшие на что идут, чувствовали себя абсолютно счастливыми, а зашедшие случайно - полными идиотами".

В конце 90-х Мамонов отличился в DIY-кинофильме Пыль (Марина Потапова, Сергей Лобан, бюджет - 3 тыс. долларов, большая часть которых ушла на гонорар дяде Пете). В Пыли он сыграл ненавидящего все человечество профессора, который ставит дикие эксперименты над рыхлым недотепой (Алексей Подольский). Фильм получил несколько престижных премий: приз ФИПРЕССИ конкурса «Перспективы» XXVII Московского международного кинофестиваля, «Киношок» в Анапе и др. После выхода фильма зрители возмущались: "Почему так мало Мамонова?"

И тут возвращается Лунгин (а это уже середина 2000-х) с Островом, после выхода которого Мамонова буквально залюбили. Сценарий написал выпускник ВГИКа Дмитрий Соболев. В центре картины - юродивый монах Анатолий. По молодости Анатолий совершил предательство, и теперь пытается замолить грехи. Наша страна, истосковавшаяся по настоящему, не показушному провославию, этот фильм буквально всосала как сухая земля первый проливной дождь. Кроме того, в Острове Мамонову посчастливилось соединить режиссерскую задумку с собственной, так неожиданно его сразившей верой. Лунгин утверждает, что когда снимали сцену молитвы, это была не игра, это актер молился так, как молится каждый день.

Зритель рукоплескал, патриарх Алексий II наградил съемочную группу почетными грамотами. Были и другие награды: «Ники», «Золотые орлы», «Белые слоны» и так далее - все честь по чести. Правда речь Мамонова на «Орле» полностью вырезали из официальной телеверсии, потому что вместо "спасибо маме и папе" он говорил неприятное и спрашивал ненужное. Вырезанную речь можно найти в интернете.

С этой роли Мамонова узнали и полюбили и хипстеры, и эмо, и все те, кто до того момента ни Звуков Му не слышал, ни Звуки музыки не смотрел.

Затем вышел Царь, на который по инерции сходили все, кто впечатлился Островом. Иван Грозный у Мамонова получился страшным, злобным и великим, в общем, грозным по полной программе. Самодур Иоанн - это зло и тьма, пронзительный митрополит Филипп - добро и свет. А герой Охлобыстина вообще похож на аппендикс зла, то есть Ивана Грозного, куда стекает все, что тьма не смогла переварить. Не все критики восприняли Царя адекватно, добрая половина плевалась, кричала, что это все ложь, наглёж и провокация. Однако для правды есть документально кино, а Мамонов в облике Иоанна, как ни крути, достучался до наших сердец.

И напоследок давайте еще раз сохраним для истории известные и не очень высказывания Петра Мамонова:

- Люблю я тебя, Боря. Люблю. Но не очень. (Гребенщикову)
- Сижу. Смотрю в окно. Жена идёт по тропинке. Думаю: куда это я пошёл?
- Что будем делать в четверг, если умрем в среду?
- Вот я тут о христианстве рассказываю, как это все красиво. Кто я? Я дерево. Вот то, что я говорю о христианстве, это листья. Шуршат на ветру. А Господь говорит: «Петя, ты мне плоды дай. Плоды".
- Я хочу радости!