Произвольная программа Ледяной стервы. Рецензия на «Тоню против всех»

В 90-е годы в Америке, когда колу пили все, даже спортсмены, а президент предавался адюльтеру в Овальном кабинете, и никто не помышлял о том, что «белый мусор», живущий в трейлерах и пропивающий пособие по безработице, станет движущим электоратом страны, фигурное катание было спортом целого поколения. Одни его создавали, другие смотрели. Тогда и произошла история, которую несколько месяцев упоенно обгладывали, как гиены кость, журналисты всех мастей. Фигуристка Тоня Хардинг науськала своего мужа повредить коленку сопернице. Так кричала пресса. Что говорила сама Тоня, за громкими заголовками было не расслышать. Развязка истории оказалась драматичной: фигуристку осудили и запретили ей выходить на лед. И вот, больше чем через двадцать лет, Тоне дали шанс оправдаться.

«Тоня против всех» — фильм-амнистия, инициатором которой выступил режиссер Крэйг Гиллеспи. На роль девушки с порванными шнурками коньков взяли голливудский бриллиант — Марго Робби. Для роли ей пришлось поубавить лоска, научиться ходить враскоряку и боксировать с усатыми мужчинами.

Фильм вышел неспортивным. Спорт в нем, конечно, присутствует: самоотдача, стресс, подготовка и красивая произвольная программа, но лишь как место для прыжка. Оттолкнувшись, создатели пошли на рекорд, рассказав обо всем и сразу: домашнем насилии, социальном расслоении, беспощадной судебной системе и травле публичной персоны.

Фигурное катание — спорт красивых, пластичных, волевых. Девушки в нем — этакие лебедушки, неземные создания. И речь, конечно, не о физических достоинствах или недостатках, а об ореоле вокруг фигуристок, почти ангельском. И появление среди лебедушек, перышко к перышку, форменной индейки — нахрапистой скандалистки Тони Хардинг — вызывает у стройной системы отторжение. Поначалу, когда она еще была в меру обаятельным ребенком, ей удавалось брать медали, но чем старше становилась, тем сильнее сквозь милое лицо проступали тяжелый нрав матери и прорехи воспитания.

Весь фильм нам говорят о том, что главная героиня — чертовски талантливая спортсменка, которой не везет с предвзятыми судьями, относящимися к ней как к крестьянской кобыле с чрезмерно сточенными зубами, заглянувшей на ипподром и вставшей в один ряд с чистокровными скакунами. Прыгает отменно, но костюмчик сидит криво, сшит бедно, да и музыка для выступления выбрана безвкусная. Если присовокупить к несчастьям Тони мать-изверга и ранний брак с мужем-драчуном, то выходит чистой воды драма о поломанной судьбе в стиле Теннесси Уильямса или Джона Стейнбека. Но для рассказа о своей героине Гиллеспи выбирает не ее, а самый ироничный из возможных киножанров — черную комедию.

И здесь происходит главный казус фильма. Прототип главной героини оказался настолько противоречивым, что разделил создателей картины. Если сам режиссер не верит Тоне, и, что самое важное, смотрит на нее без сострадания, то Марго Робби проникается историей и явственно откликается на беды своего персонажа. В те моменты, когда Гиллеспи хочет показать искусственность Тони, Робби играет так пронзительно, что понимаешь: здесь нет ничего про лицемерие и коварство. Все, что кажется наигранным, видится таким из-за кругозора самой Тони, который напоминает щелку между дверью и косяком, настолько он узок в силу воспитания и обстоятельств. И каждый раз, когда она в эту щелку выглядывает, получает щелчок по любопытному носу.

Даже находясь внутри черной комедии, необходимо соблюдать баланс между цинизмом и мраком. Юмор выступает в этом жанре кольчугой, надев которую, можно смотреть на смерть, болезни и уродства поверхностно, не страшась этих понятий. Когда режиссер показывает нам сколоченную наспех банду недоумков, нелепые действия которых и приводят к драматической развязке и краху карьеры фигуристки, этот баланс работает. Но когда Тоню на экране бьют, хватают за тугой хвост, резким движением, словно лошадь, треножат и рывком роняют на пол, смешно не становится. Ровно половина фильма — юмореска на тему домашнего насилия. Режиссер, конечно, пытается его смягчить, поворачивая к зрителю лицо героини, которое бесстрастно комментирует происходящее, но выходит неубедительно.

Оттого весь фильм получился шарнирным. Каждый элемент сделан добротно: сценарные ходы, съемка, игра актеров, но сама конструкция постоянно шатается и норовит упасть, из комедии скатиться в драму и обратно. Даже герои выходят какими-то рыхлыми. Взять хотя бы мужа главной героини, которого сыграл Себастьян Стэн, сумевший перевоплотиться настолько блестяще, что ничем не напомнил своего Зимнего солдата. Его герой, изначально заявленный как небольшого ума паренек, вдруг в середине картины прозревает и являет собой мужчину, способного на осознанный поступок. Правда, потом опять впадает в интеллектуальную кому.

Мать Тони Хардинг в исполнении Эллисон Дженни — настоящий айсберг картины, постичь всю глубину которого не позволяет хронометраж. Она, что является большой удачей для фильма, не вышла шаблонной матерью-злодейкой. Лавона Хардинг — это микс из противоречивых родительских качеств. Своими действиями она задает вопросы, некорректные в текущей ситуации с ювенильной юстицией. Что важнее дать ребенку — цель или свободу? Для нее ответ очевиден. Пускай пинком под зад, но она вытолкнет свою дочь из заложенного в кредит дома, заведомо проигрышной ниши официантки-подавальщицы и подарит ей ту единственную движущую силу, которая известна ей самой, — злость. Ведь в самой фигуристке нет стержня, нет амбиций, она — маленькая, описавшаяся на катке девочка, которая просто хочет, чтобы ее любили. Спасительную карьеру ей подарила мать, на которую она теперь справедливо негодует за радикальные воспитательные методы.

Взрослую Тоню, к слову, не так жалко, как маленькую. Она уже стала такой, как своя мать — злой, хабалистой, глухой к нуждам других. И это закономерно: насилие, как грибок, своими спорами входит в кожу, кровь, заражает человека, меняет его ДНК, прорастает сквозь поколения. От матери к дочери, от отца к сыну. А насилие в семье, смешиваясь с любовью, дает крепкий коктейль, который дурманит голову и стирает грани того, что в жизни позволено делать по отношению к другим людям, а что нет. И Тоня Хардинг выросла на этом коктейле, пила его за завтраком, обедом и ужином.

Есть моменты, которые по-хорошему выпадают из фильма. Будто дыра в кармане — опустишь руку, а там целая вселенная, звезды, млечный путь, пролитый бидон молока. Экранная суета — и вдруг клочок чистого неба посреди набухающих туч. И вместо мельтешащей Тони и мужа, друга-олуха и остервенелой мамаши мы видим зарисовку из ностальгического роуд-муви про классическое американское авто, бока которого обтекает американский пейзаж: дорога с двумя канареечными полосами, бородатые кроны, одноэтажные домики да горшки с гортензиями на окнах, а по радио звучит золотое ретро.

Впрочем, последний кадр все-таки объединяет Крэйга Гиллеспи и Марго Робби. Да, судьба Тони Хардинг сломана, но это было закономерно. Насилие досталось ей по наследству. К нему она и вернулась, отойдя от фигурного катания. Она бойцовская птица с аляповатым оперением среди изящных лебедей, вернувшаяся в свою стаю.

На этом можно было поставить точку. Но есть пара фактов, без которых понимание фильма, а тем более прототипа, было бы не совсем полным. Создатели несколько слукавили, выводя на экран героиню. Например, убеждая нас в существовании крестового похода, который судьи якобы организовали против фигуристки, лишая ее медалей и титулов. Кинематографисты ведь частенько грешат мифотворчеством. Так и в истории с Тоней Хардинг, которая, как заявляет режиссер, была первой женщиной, сумевшей прыгнуть тройной аксель, словно ластиком стерли маленькую японку Мидори Ито. Хардинг действительно прыгнула свой головокружительный аксель, утерев нос соперницам, но после миниатюрной Мидоры. Есть расхождения и по другим соревнованиям: недосчитанные прыжки, расхлябанные тулупы, смазанные вращения. Так что перед нами не байопик, а скорее легенда о Тоне. Или даже миф. Потому как легенда имеет под собой правдивую историю, со временем обросшую домыслами, а вот миф лжив в своей сердцевине.

Один из возможных вариантов — режиссер показал жизнь Тони, увиденную ее же глазами. Преломленную реальность, в которой она действительно верит, что откатала программу лучше других, родных людей, готовых на предательство — ведь и это в ее жизни было. Бесконечный бой на ринге, где каждый — ее соперник. В этом есть правда, ее правда. И если взглянуть на картину так, то какофония смыслов, которая раздражающим эхом тревожит весь фильм, наконец-то смолкает.

Новости на эту тему

Марго Робби превратится в американскую психопатку?
Робби и Эльба могут пережить перезагрузку DC
Атака 50-футовой Марго Робби
Марго Робби ждут в поместье Playboy
Робби и Элорди перейдут грозовой перевал