Кликните, чтобы не дожидаться завершения операции
[ закрыть ]

Карл Теодор Дрейер

Carl Theodor Dreyer
Профессии: Режиссёр, Сценарист, Актёр, Продюсер, Играл себя
Пол: Мужской
Родился: 03 февраля 1889, Водолей (135 лет назад)
Умер:: 20 марта 1968 (79 лет)
Последний фильм: 1988
Поделиться: Добавить в Facebook В Twitter МойМир@Mail.ru

Фильмы


Новости

26.07.2019 20:27

С чего начинается Джармуш: 35 лет фильму «Более странно, чем в раю»

В истории развития независимого кинематографа США не так много фильмов, которые можно считать настоящими вехами. Если говорить о последней четверти XX века, в число таких знаковых лент, без сомнения, входят «Голова-ластик» Дэвида Линча, «Ей это нужно позарез» Спайка Ли, «Секс, ложь и видео» Стивена Содерберга и конечно, «Более странно, чем в раю» Джима Джармуша, на днях отметивший свое 35-летие. Второй по счету проект ныне уже культового сценариста и режиссера представил публике Джима как по-настоящему своеобразного творца со своим видением и приемами, ознаменовал начало поистине выдающейся карьеры и оказал огромное влияние на все, что стало происходить с независимым кино дальше. В честь юбилея «Более странно, чем в раю» LostFilm.INFO вспоминает, чем он так впечатлил киноманов, и пробует измерить глубину и ширину следа, оставленного этой лентой в истории нашего любимого вида искусства.

«Более странно, чем в раю» разделен на три главы, действие каждой из которых разворачивается в разных местах — Нью-Йорке (часть «Новый Свет»), Огайо («Год спустя») и Флориде («Рай»). Понятие расстояния, как физического, так и эмоционального, пронизывает весь сюжет. Действие стартует с приезда в Нью-Йорк из Будапешта девушки по имени Ева (Эстер Балинт). Она вынуждена ютиться в тесной квартире со своим двоюродным братом Вилли (Джон Лури), который совсем не рад незваной гостье, но когда Ева уезжает в Кливленд, он начинает по ней скучать. Через год, выиграв крупную сумму в карты, Вилли и его друг решают навестить Еву в Кливленде. Там они все вместе некоторое время изнывают от скуки, а затем отправляются во Флориду... Впрочем, описывать сюжеты Джармуша — занятие совершенно бессмысленное, поскольку его фильмы берут за душу совсем другим.
Читать полностью
Рубрика: Юбилей
Теги: пост, любопытно
Поделиться:

14.07.2018 19:19

Опасное приближение. К юбилею Ингмара Бергмана

14 июля 2018 года исполняется 100 лет со дня рождения Ингмара Бергмана. В связи с этим то там, то тут, как грибы, появляются многочисленные ретроспективы из его неохватной фильмографии, до конца года увидят свет не меньше дюжины новых книг и исследований, посвященных режиссеру. Способ его присутствия в нашей жизни сегодня хорошо рифмуется с его собственной рефлексией проделанного пути. В интервью последних лет он как-то заметил: «Кто я? Это всегда было проблемой, которую я пытался разрешить, — кто я и откуда? Почему стал таким, какой есть?». На вопрос о том, стал ли Бергман лучше это понимать с возрастом, постановщик ответил: «Нет, хуже. Вернее сказать, не хуже, а меньше. Сейчас я знаю о себе меньше, чем знал десять лет назад». С позиции человека, пытающегося осмыслить Бергмана сегодня, ситуация точно так же с каждым годом становится все менее понятной. Поэтому так хочется немного отойти в сторону и посмотреть на наиболее заметные галактики в его космосе с почтительного расстояния, пока они еще видны.

СМЕРТЬ
Читать полностью
Поделиться:

Средний рейтинг: 7

Все | Режиссёр | Сценарист | Продюсер

Фильмография

Сортировка по: Году :: Рейтингу :: Количеству голосов
Режиссёр [ скрыть ]


Слово
Слово (1955)

Ordet (8.00)

Замок в замке: Кроген и Кронборг
Замок в замке: Кроген и Кронборг (1955)

Et slot i et slot: Krogen og Kronborg (6.30)

Мост Сторстром
Мост Сторстром (1950)

Storstrømsbroen (6.50)

Торвальдсен
Торвальдсен (1949)

Warcraft (5.90)

Борьба с раком
Борьба с раком (1947)

Warcraft (5.50)

Сельские церкви
Сельские церкви (1947)

Warcraft (6.80)

Вода из земли
Вода из земли (1946)

Warcraft (6.40)

День гнева
День гнева (1943)

Warcraft (7.90)

Вампир
Вампир (1932)

Warcraft (7.60)

Страсти Жанны д`Арк
Страсти Жанны д`Арк (1928)

La passion de Jeanne d'Arc (8.30)

Невеста Гломдаля
Невеста Гломдаля (1926)

Glomdalsbruden (6.90)

Уважай свою жену
Уважай свою жену (1925)

Du skal ære din hustru (7.20)

Михаэль
Михаэль (1924)

Mikaël (7.30)

Однажды
Однажды (1922)

Der var engang (6.70)

Вдова пастора
Вдова пастора (1920)

Prästänkan (7.40)

Председатель суда
Председатель суда (1919)

Præsidenten (6.10)

Сценарист [ скрыть ]


Медея
Медея (1988)

Medea (7.20)

Слово
Слово (1955)

Ordet (8.00)

Замок в замке: Кроген и Кронборг
Замок в замке: Кроген и Кронборг (1955)

Et slot i et slot: Krogen og Kronborg (6.30)

Мост Сторстром
Мост Сторстром (1950)

Storstrømsbroen (6.50)

Торвальдсен
Торвальдсен (1949)

Warcraft (5.90)

Борьба с раком
Борьба с раком (1947)

Warcraft (5.50)

Сельские церкви
Сельские церкви (1947)

Warcraft (6.80)

Вода из земли
Вода из земли (1946)

Warcraft (6.40)

День гнева
День гнева (1943)

Warcraft (7.90)

Вампир
Вампир (1932)

Warcraft (7.60)

Страсти Жанны д`Арк
Страсти Жанны д`Арк (1928)

La passion de Jeanne d'Arc (8.30)

Невеста Гломдаля
Невеста Гломдаля (1926)

Glomdalsbruden (6.90)

Уважай свою жену
Уважай свою жену (1925)

Du skal ære din hustru (7.20)

Михаэль
Михаэль (1924)

Mikaël (7.30)

Однажды
Однажды (1922)

Der var engang (6.70)

Вдова пастора
Вдова пастора (1920)

Prästänkan (7.40)

Председатель суда
Председатель суда (1919)

Præsidenten (6.10)

Herregaards-Mysteriet
Herregaards-Mysteriet (1917)
(0.00)

Актёр [ скрыть ]


(0)
(0.00)
Self (хроника)

Продюсер [ скрыть ]


Слово
Слово (1955)

Ordet (8.00)

Сельские церкви
Сельские церкви (1947)

Warcraft (6.80)

День гнева
День гнева (1943)

Warcraft (7.90)

Вампир
Вампир (1932)

Warcraft (7.60)

Играл себя [ скрыть ]


Himself (хроника) (в титрах отсутствует)

Himself

Карл Т. Дрейер
Карл Т. Дрейер (1966)

Carl Th. Dreyer (7.30)
Себя

Himself

Himself: Journalist


Telegram-канал

Топ 250
18
Касабланка
Casablanca (8.80)
19
Семь самураев
Shichinin no samurai (8.80)
20
Матрица
The Matrix (8.70)
21
Властелин колец: Две крепости
The Lord of the Rings: The Two Towers (8.70)
22
Форрест Гамп
Forrest Gump (8.70)
23
Город бога
Cidade de Deus (8.70)
24
Семь
Se7en (8.70)
25
Молчание ягнят
The Silence of the Lambs (8.70)
26
Подозрительные лица
The Usual Suspects (8.70)
весь топ
26.07.2019
С чего начинается Джармуш: 35 лет фильму «Более странно, чем в раю»

В истории развития независимого кинематографа США не так много фильмов, которые можно считать настоящими вехами. Если говорить о последней четверти XX века, в число таких знаковых лент, без сомнения, входят «Голова-ластик» Дэвида Линча, «Ей это нужно позарез» Спайка Ли, «Секс, ложь и видео» Стивена Содерберга и конечно, «Более странно, чем в раю» Джима Джармуша, на днях отметивший свое 35-летие. Второй по счету проект ныне уже культового сценариста и режиссера представил публике Джима как по-настоящему своеобразного творца со своим видением и приемами, ознаменовал начало поистине выдающейся карьеры и оказал огромное влияние на все, что стало происходить с независимым кино дальше. В честь юбилея «Более странно, чем в раю» LostFilm.INFO вспоминает, чем он так впечатлил киноманов, и пробует измерить глубину и ширину следа, оставленного этой лентой в истории нашего любимого вида искусства. «Более странно, чем в раю» разделен на три главы, действие каждой из которых разворачивается в разных местах — Нью-Йорке (часть «Новый Свет»), Огайо («Год спустя») и Флориде («Рай»). Понятие расстояния, как физического, так и эмоционального, пронизывает весь сюжет. Действие стартует с приезда в Нью-Йорк из Будапешта девушки по имени Ева (Эстер Балинт). Она вынуждена ютиться в тесной квартире со своим двоюродным братом Вилли (Джон Лури), который совсем не рад незваной гостье, но когда Ева уезжает в Кливленд, он начинает по ней скучать. Через год, выиграв крупную сумму в карты, Вилли и его друг решают навестить Еву в Кливленде. Там они все вместе некоторое время изнывают от скуки, а затем отправляются во Флориду... Впрочем, описывать сюжеты Джармуша — занятие совершенно бессмысленное, поскольку его фильмы берут за душу совсем другим. Лента вышла в 1984 году и на тот момент заметно отличалась от остальной кинопродукции многими необычными и замечательными вещами, на которые невозможно было не обратить внимания. Во-первых, Джим довольно эксцентрично подошел к структуре повествования: 67 черно-белых, снятых одним кадром сцен разделены на три иронично озаглавленные части. Во-вторых, операторская работа Тома ДиЧилло сослужила отличную службу эмоциональному отношению Джармуша к американским пейзажам и напомнила искушенным киноманам, как в своих картинах показывали Италию Микеланджело Антониони и Грецию — Тео Ангелопулос. В-третьих, там было довольно любопытное и бодрящее использование музыкального ряда, успешно сочетающего страстную “I Put a Spell on You” с напоминающей произведения Белы Бартока музыкой Джона Лури. Кроме того, это было роуд-муви, которое, в отличие от тогда еще редких собратьев по жанру, выглядело одновременно и совершенно американским, и странновато европейским. Главный секрет обаяния ленты заключался не только в том, что ее герои были чужаками в чужой стране, хотя за кадром Джим, возможно, и шептал тихонько фразу "Я сам здесь чужой" титульного персонажа «Джонни Гитары», снятого Николасом Рэем, которого Джармуш называл своим единственным учителем в кино. Завораживает в первую очередь тонкое и яркое сочетание тесного взаимодействия героев и эмоциональной дистанции между ними, нежный, но ироничный взгляд Джима на нелепые закидоны Вилли и его отношение к некоторым абсурдным элементами американской культуры. Безжалостный юмор Джармуша прошелся и по «телеужину» (когда все блюда умещаются в одной пластиковой касалетке, разогреваются разом и уплетаются перед телевизором), и по манере Вилли не снимать шляпу даже лежа в кровати. В общем, типичный американский жанр (вышеупомянутый роуд-муви) и типичную американскую историю (если можно назвать историей отсутствие драматических коллизий и живописание просто чьей-то жизни и болтовни) Джим Джармуш изображает максимально не по-голливудски. Визуальные эффекты, темп повествования, игра актеров и общий меланхоличный настрой ленты напоминают далеко не «Беспечного ездока» или более искусно сделанные «Пять легких пьес», а отсылают нас к минимализму Энди Уорхола, работам Вима Вендерса, Дрейера, Брессона, Одзу и того же Антониони. Таким образом, в своем втором фильме Джармуш проявляет себя и как большой киноман (даже его герой Эдди готов сделать ставку на лошадь с кличкой Токийская Повесть), и как поэт, который не боится признать своего интереса к высокому искусству. Интересуется он и многими аспектами поп-культуры (так, Ева и Вилли смотрят по телеку «Запретную планету»), не гнушаясь ставить их в один ряд с более респектабельными элементами фильма, как будто разницы между высоким искусством и массовым продуктом для него вовсе не существует. Именно за это редкое, но вполне рациональное решение сочетать несочетаемое его и ценят. Если охватить взглядом некоторые более поздние работы американских инди-режиссеров, в них легко можно найти джармушевское влияние: в виде специфического юмора, уютной влюбленности в бездельников и лоботрясов всех мастей, нетипичного отношения к повествовательной структуре, нежному отношению к скромным драмам простого человека и, конечно, в виде остроумных отсылок к современной поп-культуре. Все это в независимом американском кино того времени встречалось очень редко, сейчас же — почти повсеместно. Но найти в новых инди-фильмах такую же поэзию, как у Джармуша, такую же нескрываемую заботу о кино как о виде искусства, будет сложно. Невозможно представить, чтобы, например, в высшей степени лиричного, но до жути похожего на галлюцинацию «Мертвеца» снял какой-то другой режиссер. И даже в относительно мейнстримовых «Сломанных цветах», несмотря на обилие там голливудских звезд, есть куча сцен, которые могли родиться только в буйной голове Джима. Секрет в том, что в конце концов, какими бы камерными, маленькими, незначительными не казались сюжеты его фильмов, они всегда говорят нам о чем-то важном. Несмотря на их киноанатомию, вдохновлены эти картины не другими картинами более именитых фильммейкеров, а самой жизнью. Реальными людьми, испытывающими неподдельные эмоции. «Более странно, чем в раю» можно смотреть и как комедию, и как кинематографический эксперимент, и как ироничную басню. Но прежде всего это фильм об Америке и о живущих в ней людях. Об их отношениях друг с другом, а также об отношениях каждого из них с комнатами, в которых они обитают, с городскими улицами, пригородами, закусочными и дорогами. И рассказал эту историю кто-то знающий толк в поэзии. Настолько хорошо, что способен зарифмовать на экране заснеженное озеро Эри и ветреные пляжи Флориды, а также создавать таких удивительных персонажей, как тетя Лотте, которая упорно говорит со всеми на венгерском, независимо от того, слушают ее или нет.... подробнее
14.07.2018
Опасное приближение. К юбилею Ингмара Бергмана

14 июля 2018 года исполняется 100 лет со дня рождения Ингмара Бергмана. В связи с этим то там, то тут, как грибы, появляются многочисленные ретроспективы из его неохватной фильмографии, до конца года увидят свет не меньше дюжины новых книг и исследований, посвященных режиссеру. Способ его присутствия в нашей жизни сегодня хорошо рифмуется с его собственной рефлексией проделанного пути. В интервью последних лет он как-то заметил: «Кто я? Это всегда было проблемой, которую я пытался разрешить, — кто я и откуда? Почему стал таким, какой есть?». На вопрос о том, стал ли Бергман лучше это понимать с возрастом, постановщик ответил: «Нет, хуже. Вернее сказать, не хуже, а меньше. Сейчас я знаю о себе меньше, чем знал десять лет назад». С позиции человека, пытающегося осмыслить Бергмана сегодня, ситуация точно так же с каждым годом становится все менее понятной. Поэтому так хочется немного отойти в сторону и посмотреть на наиболее заметные галактики в его космосе с почтительного расстояния, пока они еще видны. СМЕРТЬ Еще один классик кинематографа, Пьер Паоло Пазолини, исчерпывающе объяснил, почему разговор о жизни режиссера стоит всегда начинать с его смерти: «Умереть совершенно необходимо. Пока мы живы, нам недостает смысла, а язык нашей жизни — это хаос возможностей, это непрерывный поиск связей и смыслов. Смерть молниеносно монтирует нашу жизнь, она отбирает самые важные ее моменты (на которые больше не могут повлиять никакие новые, противоречащие или не соответствующие им поступки) и выстраивает их в некую последовательность, превращая наше продолжающееся, изменчивое и неясное, а значит, и не поддающееся языковому описанию настоящее в завершенное, устойчивое, ясное и, значит, вполне описуемое языковыми средствами прошедшее. Жизнь может выразить нас только благодаря смерти». 30 июля 2007 года окончательно закончилось великая эпоха кинематографа. В этот день умерли Ингмар Бергман и Микеланджело Антониони. Такая выразительная финальная точка в первую очередь обозначила их сходство — оба находились на непреодолимой дистанции ото всех когда-либо существовавших кинематографистов. Они были последними оплотами в авторском кино, сохранявшими способность снимать кино-исследование, а не кино-высказывание. Несмотря на недосягаемый авторитет, у них никогда не было соблазна им воспользоваться. Никакой нравоучительности, впрочем, как и дидактики другого рода, вы не встретите в их фильмах. Бергман много снимал о смерти. Он даже создал два самых запоминающихся ее киновоплощения — в драмах «Седьмая печать» и «В присутствии клоуна». Болезнь, появляющаяся практически в каждом втором его фильме, — это всегда символ одиночества и напоминание о смерти, с которой тоже каждый останется один на один. В «Молчании» или «Шепотах и криках» героини отчаянно пытаются преодолеть настигшее их чувство отлучения от жизни. Но появление на горизонте смерти — это одновременно и шанс быть услышанным. Потому что из конечной точки человек вдруг выглядит более понятным и беззащитным. Внезапное желание близости и, главное, ее возможность — частый спутник болезни. Его ощущают сестры в «Шепотах и криках» и сиделка в «Персоне». Еще одно важное замечание о смерти — Бергман умер один, во сне, будучи уже многие годы отшельником на острове Форё. ДВОЕ Первый образ, который приходит в голову при разговорах о Бергмане, — это кадр в котором находятся двое, или так называемая «восьмерка» — диалог на крупных планах. Герои его фильмов — сестры, мать и дочь, сын и отец, супружеские пары, любовники, да и просто люди, которых столкнули обстоятельства. Существование с Другим всегда мучительно, но и понимание себя без него невозможно. В этой формуле суть всех бергмановских пар. Зачастую их формально сводит необходимость, но фактически она оказывается привязанностью, а точнее — необходимостью привязанности. Герои Бергмана больше всего стремятся к пониманию, а оно, как известно, напрямую зависит от коммуникации. При этом коммуникация — это не обязательно диалог. Молчание часто является и способом ее избежать, и самым красноречивым ответом. Но даже молчание требует обязательного присутствия двоих. Попытка хотя бы на время преодолеть стену слов, равно как и тишину, — это стремление выйти из отчуждения. Его герои постоянно не живут, а выживают, то и дело упираясь в границы Других и в свои собственные. С мотивом Другого связан самый знаменитый прием Бергмана — сверхкрупный план. Первый сверхкрупный план, на котором лицо было отражением души, снят другим великим шведом — Карлом Теодором Дрейером. Центральная часть его «Страстей Жанны д’Арк» — допрос Жанны, состоящий полностью из чередования крупных планов, при этом рамка кадра обрезала лицо героини. При просмотре на большом экране эти сцены способны вызвать почти физическое страдание. Дрейер создавал историю о победе духа над материей, будто возможно через ландшафт лица подобраться к душе говорящего, к его страданиям, услышать его слова. Почти через 30 лет Бергман, во многом наследующий Дрейеру, создал свою историю о душе, из которой мы помним в первую очередь крупные планы, — «Персону». И если в «Страстях» эти кадры сопровождали диалог, в котором истинность высказывания подтверждалась телесной мукой, то в «Персоне» главная героиня принимает добровольный обет молчания. Потому что слова лгут, наш язык создан для того, чтобы скрывать истину, а не приходить к ней. Само понятие Персоны — термин юнгианской психологии, означающий искусственное социальное «я», вступающее в конфликт с подлинным. Принято считать, что соединение в одном кадре лиц Биби Андерссон и Лив Ульман — это то самое желаемое воссоединение с Другим. Но этот кадр вызывает ту же самую почти физическую боль отторжения, нарушенной гармонии. Целостность распадается, враждует и в итоге горит. Этот прием якобы загоревшейся пленки красноречивее всего говорит о самой возможности человека нового времени достичь единства с Другим и даже с самим собой. ТЕАТР Не секрет, что Бергман — в первую очередь театральный режиссер. Если фильмография его внушительна (по разным данным он снял от 50 до 68 фильмов), то количество его постановок в театре сосчитать никто не берется, но оно точно переваливает за полторы сотни работ. Воспринимать его в отрыве от новой скандинавской драмы просто нельзя. Стриндберг и Ибсен — это люди, показавшие, что трагедия вершится не в высоком эпосе, на поле боя или под тяжестью высшего морального долга, а за семейным обеденным столом, в нашей, казалось бы, такой ничтожной повседневности. Основные темы новой драмы в контексте творчества Бергмана выглядят очень знакомыми: непостижимость и сложность человеческих мотивов, душевный стриптиз, свободный от фальшивой морали, люди-лицедеи, меняющие социальные маски, тема лживости и фасадности благополучного с виду существования. Персонаж-актер — постоянный герой фильмов Бергмана, начиная с его дебютного «Кризиса» и «Седьмой печати» до «Персоны» и «Фанни и Александра». Актеры для него — единственные герои, имеющие власть над словом. Они надевают личину, становятся другой личностью открыто и осознанно, их ложь сознательна и поэтому не столь болезненна. Кроме того, актеры — это те люди, которые ложью способны добиться нашего понимания, достичь магического контакта с публикой. Но в своей повседневной жизни они встречаются с той же самой реальностью и разобщенностью. Смерть из «Седьмой печати» говорит Скату: «Нет никаких льгот для актеров», — и пилит Древо жизни, за которое тот цепляется. ВРЕМЯ Почти полвека — это внушительная дистанция для режиссера. Но Бергман никогда не выпадал из современности, потому что никогда ею не интересовался. Если присмотреться, время в его фильмах — это всегда чистая статика. Оно никуда не движется и не развивается, оно буксует, жаждет чего-то большего от каждого момента, и поэтому ни один момент не отпускает. В «Земляничной поляне» из часов просто вынуты стрелки. Главный герой, уже немолодой профессор, путешествует формально из пункта А в пункт Б, но на самом деле затерялся во временных пластах и собственных воспоминаниях. В «Латерне магике» он пишет: «Мессы и плохие спектакли тянутся дольше всего. Если вам кажется, что жизнь бежит чересчур стремительно, пойдите в церковь или в театр. И время остановится, вам представится, будто испортились часы, оправдаются слова Стриндберга в “Буре”: “Жизнь коротка, но она может быть длинной, пока идет”». Эта цитата — во многом о том же кружении вокруг события. Бергман не раз говорил, что никогда не порывал со своим детством, и все то ценное, что есть в его творчестве, родом из ранних лет его жизни. Учитывая безусловную связь его драматургии с психоанализом, легко объяснить это внутреннее безвременье фильмов Ингмара. Персонажи в них — узники своего собственного Я. Они движутся по одной и той же траектории давно сформированных мотивов и устремлений. Сойти с этой орбиты значит совершить тектонический сдвиг, нарушить гармонию внутри галактики. У лучших из его героев это получалось, но лишь на считанные мгновения. Если рассматривать каждую из этих галактик более пристально, то многие вещи окажутся куда более сложными и противоречивыми. Именно поэтому миф Бергмана разросся до вселенских масштабов, чтобы вместить в себя все толкования. Об этом же и все фильмы режиссера — чем ближе приближаешься к человеку, тем, как не парадоксально, менее понятным он становится. И Бергман, конечно, не исключение. Взгляните на лицо — скорее всего, вы ничего не увидите, кроме собственного отражения.... подробнее