22.12.2011 22:30
Auschwitz для чайников: рецензия на фильм Уве Болла «Освенцим»
Кто ждал очередного bollshit от Уве Болла, тот его получил. Увесистым списком претензий к полудокументальному фильму «Освенцим» (на сей раз не по компьютерной игре), можно и мебель в квартире подпереть, и баню затопить. Видимо, что-то заранее подозревая, сам режиссер предварил свою ленту вступительным словом, в котором, переходя с немецкого на английский и обратно, объяснил, зачем и почему он взялся за такую серьезную тему. А потом еще и подкрепил пролог серией миниинтервью с представителями современной немецкой молодежи.
Уве Болл поставил перед собой задачу — «показать Освенцим таким, каким он был на самом деле». Тут два ключевых момента. Во-первых, кому показать? Во-вторых, что подразумевается под словами «таким, каким он был на самом деле»?
Начнем с конца. Первыми, как голодные собаки на сахарную косточку, набросились на Болла историки с возмущенными воплями: «Да не таким он был!» Людей в камеры утрамбовывали как селедок в бочку, сами газовые камеры выглядели вообще по-другому, двери, стены, трубы, забор — все было не таким. Даже слишком упитанные актеры испортили серьезным людям впечатление от картины (а где режиссеру тощих-то было взять, в наших стардомах, что ли?). Мол, идите-ка Вы, герр Болл, на официальный сайт музея Освенцима и просвещайтесь, прежде чем такое снимать.
Но ведь это кино — не для историков. И даже не для образованного зрителя, более или менее знакомого с историей WW2. Не для наших и не наших бабушек и дедушек. Им вообще «Освенцим» к просмотру стоило бы запретить, изобрести отдельный рейтинг, и всех, кто старше 50-ти лет, возле кинотеатров разворачивать. Это кино для поколения хипстеров, которое рано или поздно повзрослеет и начнет занимать так называемые руководящие посты. Рано или поздно именно от них будет зависеть, в мире нам жить или в войне, толерантными быть или разжигать с утра до вечера. В их руках, без преувеличений, окажутся наши жизни, в том числе жизнь старенького герра Уве.
Он снял свой «Освенцим» для этих золотых ненаглядных деток, которые смотрят в камеру коровьими глазами, пожевывая свой пирсинг, и под скрип собственных извилин глубокомысленно вещают: «Ну... Гитлер, он это... Тысячу людей убил. Или больше. Кажется, в девятнадцатом веке. Или в шестнадцатом...»
Знаете, уважаемые историки, этим деткам неважно, по сколько тел отправляли нацисты Освентуса в крематорий — по одному или группами. Им неважно, убивали нацисты младенцев в газовых камерах или стреляли им в затылок. И уж подавно их не интересует, сколько сосочков было в душевых, и откуда там появлялся газ. Ведь этим деткам надо буквально на пальцах показать, в общих чертах, особо не затягивая по времени (непосредственно сам фильм длится от силы минут сорок), не углубляясь в суть — что такое плохо. Что такое хорошо они, сытые-одетые, и так знают. C ними нужно вести разговор, как в серии популярных книг "... for Dummies". Даже не потому, что не поймут, а чтобы проснулись, зашевелились, захотели узнать. Чтобы просмотр реставрации этих страшных событий вызвал не только протест, но и желание разобраться, почему во дворе трупы жечь нельзя, а в печи можно. Почему один отказался стрелять в грудничков, а с другим «проблем не будет».
Да, Уве не прав на тот счет, что «там не было каких-то особых историй». Были. Например, такие, которые описаны в книге польской писательницы Кристины Живульской «Я пережила Освенцим». Если целевая аудитория Болла примется читать Живульскую или хотя бы зайдет на сайт музея Auschwitz, значит, Болл — молодец, все правильно сделал.
Но чтобы уж совсем не упрощать режиссера до члена какого-то кружка художественной самодеятельности, отметим сцену полдника двух нацистов, которые за рюмкой шнапса обсуждают убийства так, будто о погоде говорят. — Там у второй и третьей печи горелки сломались.
— Шайзе! И что теперь? Мы же не можем их жечь во дворе.
— Кстати, я вот тут про отпуск спросить хотел...
А за окном — звуки выстрелов, плач, безутешные женские крики.
Обратите внимание, некоторые из опрашиваемых режиссером подростков говорили, что бабушки и дедушки ничего не рассказывают об этом времени, потому что «не хотят вспоминать». И очень показательно в контексте данного фильма, в контексте нашей ответственности за их осведомленность звучат слова одной девчушки: «Я думаю, они так поступали, потому что не хотели идти против большинства. Боялись».
«А ты бы как поступила в такой ситуации?», — спрашивает интервьюер.
«Genauso, — отвечает она, ни на секунду не задумавшись. — Точно так же».
Поделиться:
