«Милый друг» и зритель, который верит в любовь

Роберт Паттинсон для многих зрительниц так затмевает любую окружающую реальность, что писать о фильме с главным героем пошлой вампирской саги («Сумерки», о, да) трудновато: то и дело раздаются всхлипы по углам.

Однако экранизация ставшего знаменитым и в меру скандальным романа Ги де Мопассана (он трогательно указан в качестве соавтора сценария) «Милый друг» заслуживает отдельного разговора, и дело тут вовсе не в смазливом главном герое и даже не в «любви», которой сегодня принято торговать направо и налево.

Режиссер Деклан Доннеллан воспроизвел первоисточник дотошно (выкинув политические интриги и куски о журналистском ремесле, но не факт, что у самого автора они получились так уж хорошо), но мы все равно отошлем читателя к собственно роману: во-первых, читать полезно, это развивает ум и сообразительность, а во-вторых, Мопассан — при всех прочих — один из лучших авторов XIX столетия, завершающих «золотой век» французского романа (а это Дюма-отец, Флобер, Золя, братья Гонкуры, Бальзак и Стендаль).

Претензий к режиссеру нет никаких: глупый и плоский Жорж Дюруа (это и есть наш Паттинсон) на фоне блистательного и томного Парижа, купающегося в деньгах, по очереди соблазняет умных, тонких и прекрасных великосветских дам Клотильду де Марель (Кристина Риччи), Вирджинию Вальтер (Кристин Скотт Томас) и Мадлену Форестье (Ума Турман — и, безо всяких сомнений, лучшая роль картины), а на закуску не брезгует юной романтичной дурочкой Сюзанной Вальтер (ее играет Холли Грэйнджер).



Дюруа, следуя мудрому совету мадам Форестье, добивается всего, чего может добиться провинциал, манипулируя не мужчинами, а женщинами, которые в свою очередь и управляют всеми этими смешными отцами семейств.

И, пожалуй, главным адресатом критики, до сих пор является именно герой Паттинсона, который хитер, осторожен, циничен, лжив и жалок одновременно. За Дюруа досталось и самому актеру: он, как выясняется из многочисленных реплик раздраженных зрительниц, все бродит из угла в угол на протяжении всего фильма, смотрит вдаль и говорит пошлости. Как, мол, такое недосущество могло уложить всех этих красавиц в постель? Плоский, мол, Паттинсон, для этой одухотворенной роли светского интригана.

Интересно здесь, конечно, не то, что в романе Мопассана тот Дюруа в разы более жалок и убог, чем в фильме, а та уверенность, с которой массовое женское сознание сопротивляется очевидному.



Грустная правда, о которой рассказывает Доннеллан, состоит ровно в том, что если кто и может соблазнять женщин пачками, так это — именно и только Дюруа.

В нем есть все, что так нравится барышням всех возрастов до сих пор. Он представляет собой в утрированном виде коллективного «настоящего мужчину», каким он описан в миллионах дамских текстов: зайдите в любое женское сообщество, увидите. Он не так умен, чтобы быть занудным (ой, как мы не любим про математику), он учтив, он прекрасно одет и галантен, он умеет говорить и хочет слушать, он прекрасный любовник, он не бежит женитьбы, готов уделять своей пассии время, но вместе с тем он в меру жесток и циничен, холоден и отстранен, непрост, ох, как непрост. И разумеется, красив, но главное не в этом.

С Дюруа не скучно, и он всегда откликнется на самую идиотскую просьбу вроде «расскажи мне что-нибудь». Он расскажет.



Собственно, и покупает всех своих женщин Дюруа такой трехгрошовой, плоской и глупой романтикой, что впору закрыть глаза и этого не видеть, но смотреть нужно.

Зачем? Чтобы понять, как вообще устроено женское «сердце» в обществе, выстроенном вокруг самой идеи «соблазнения». «Ты меня сначала завоюй», — говорят Дюруа, и он, не будь дураком, берет и завоевывает, разбрасываясь потом завоеванным, как старыми ненужными вещами. Но если женщина ставит себя в положение вещи, которая может рано или поздно перейти в категорию «старой», то имеет ли смысл обижаться на коварного соблазнителя? Каждой девочке, которой так хочется, чтобы ее коварно соблазнили, стоит ли пенять на судьбу и думать, что, возможно, судьба Марии Кюри куда интересней: ее муж не бросал, и все мы догадываемся, почему.

Бросить можно только вещь, а не вещь бросить нельзя.



Технически вылизанный до невозможности «Милый друг» не рассказывает нам только об одном: как живут люди, которых бросить нельзя. В мире дешевенького парижского соблазна, где правят красота и деньги, нет места ровным счетом ничему живому и настоящему. И если Дюруа играет свою игру, как по нотам, это означает лишь то, что это игра такова, что сыграть в нее может любой провинциальный дурень. Если клотильды и сюзанны готовы рвать ради него с прошлым, будущим и настоящим, то таковы они, эти клотильды и сюзанны.

Если это называется «любовью», и если эта «любовь» такова, не верьте в нее: вранье с обеих сторон, и вряд ли дамы выглядят здесь лучше, чем главный соблазнитель. Это понимал Мопассан, защищавший проституток (они честнее «честных женщин», прежде всего, перед самими собой) и получавший за это по полной программе, но поймет ли это зритель?

Кстати, интересно, сколько именно комментариев будут посвящены (с осторожной оглядкой на прошлое или с не менее осторожной обращенной в будущее надеждой) тому, что «я не такая, я жду трамвая».

Посчитаем, посчитаем.

Новости на эту тему

Роберт Паттинсон подался в нейроманты?
Ума Турман связалась с безответственным творцом
«Золотой глобус — 2024»: номинанты
Черную пантеру и Чудо-женщину увековечат на Аллее славы
Роберт Паттинсон перешел на сторону зла